Ирина Зарубина - Частный сыск

Чернов же встал, распрямил плечи, обвел зал тяжелым взглядом и, не проронив ни звука, вновь опустился на скамью.

— Суд удаляется для вынесения приговора! — объявил секретарь, и зал зашумел, засуетился, загремел креслами, затопал сотнями ног к выходу.

Подсудимых быстро уводили в маленькую дверцу, которая вдруг открылась в стене.

— А когда приговор-то? — ни к кому конкретно не обращаясь, осведомился корреспондент «Московского комсомольца», тот самый, что затерзал Наташу своими дурацкими вопросами перед первым днем заседания.

Ему не ответили. Он опять повторил свой вопрос, громче и настойчивей. Но судьи уже в зале не было, а вслед за ней скрылась и секретарь.

Единственной, кто мог удовлетворить его любопытство, оставалась Наташа. На ее беду, она замешкалась и упустила момент, когда можно было незаметно проскользнуть мимо корреспондента.

— Я не знаю, — сказала она.

— Ну хотя бы приблизительно?

— Даже приблизительно не знаю. Может, день. Может, два.

— Скажите, а как вы расцениваете ход следствия?…

— До свидания, — резко оборвала его Наташа. — Нет-нет-нет, на интервью не рассчитывайте… Я устала…

Она зашагала по направлению к судейской комнате и уже взялась за ручку двери, когда услышала за своей спиной:

— Вы же палач!..

Она обернулась. В зале никого не было.

…Нина Ивановна громко прихлебывала из блюдца чай. В другой руке она держала фигурный глянцевый пряник, стремительно уменьшавшийся после ее голодных укусов — ну вылитая купчиха.

Наташа сидела напротив, склонив голову набок. Терпеливо ждала, что скажет ей Самулейкина. Она должна была узнать это сейчас, чтоб не нервничать.

— Сильно, сильно, — справившись наконец с пряником и сполоснув руки под струйкой из самоварного краника, сказала судья. — Все тебя слушали с открытым ртом.

— Правда? — смущенно «удивилась» Наташа.

— Известия, — пошутила Нина Ивановна, но сразу приняла серьезный вид. — Насчет Ярошенко и этих двух сержантиков ты, пожалуй, перегнула палку. Я бы сержантикам и условно дала… Но по Чернову ты прошлась в самый раз.

— Значит?… — Наташа даже не успела спросить, как Самулейкина опередила ее с ответом:

— Да, однозначно. Видно же — ублюдок… «Вышка» сама напрашивается. Так что иди, Наталья Михайловна, отдыхай.

— А вы?

— А у меня здесь еще…

Сказать, не сказать? Нет, не годится еще Клюева в подружки.

— …дела кой-какие остались.

Наташа уловила в ее голосе жеманные нотки, и взгляд ее невольно упал на маленький, примостившийся под окном диванчик. Диванчик был застелен белой простыней и накрыт одеялом.

Наташе стало неловко.

— Всего доброго, Нина Ивановна.

— Всего доброго, дорогая.

Для того чтобы оказаться на улице, надо было опять пройти через зал. Наташины шаги звучали в пустом помещении как-то непривычно гулко. Скамья подсудимых была пуста…

Под столиком Бобкова поблескивала какая-то бумажка. Наташа нагнулась, подобрала ее, поднесла к глазам. Это был ответ на запрос из Росгидрометцентра.

«…Сухая, безоблачная погода…»

И Наташа вздрогнула, как вздрагивают, внезапно вспомнив, что оставили сумку в вагоне метро, а на самом деле она спокойненько болтается на плече.

— Да не волнуйтесь вы так, не волнуйтесь. — Капитан изображал на своем лице сочувствующее понимание. — Все будет хорошо, потерпите…

— Но как же?… — сжимал кулаки Чернов. — Прокурор потребовала… Она потребовала…

— Знаю, знаю, все знаю, — мягким взмахом руки прервал его капитан. — Прокурор потребовала, а судья все решит, как надо. Григорий Михайлович, обижаете… Мы свои обещания держим. Уже и номерок люкс для вас подготовили, так сказать, для отбывания срока. С телевизором, а? Давненько «ящик»-то не смотрели? — И тут же добавил: — Я не шучу.

«Может, еще и биде в камере установят со спутниковой антенной? Нет, так не бывает… Они хитрят. Они что-то скрывают».

— Только попозже, попозже, не сейчас, — будто прочел мысли Чернова капитан, и его седеющие брови нахмурились. — Тут перестановочки неприятные происходят… Тут распоряжение издали, не слышали?

— Нет. Откуда?

— Да вы присаживайтесь, кофейку попьем. — Капитан врубил в розетку штепсель электрического чайника. — Так вот — об указе… Я хочу, чтобы вы все знали, чтобы верили нам…

— Да я и так…

— И все же, чтобы для вас это не оказалось неожиданностью… — Капитан задумчиво выдул пузырек из жвачечки, тот лопнул и размазался по его носу. — В общем, мы не сможем видеться какое-то время… — Он улыбнулся. — Надо же, как любимой девушке на свидании говорю.

— Почему?

«Вот-вот, начинается. Сейчас отыщет предлог, чтобы руки умыть…»

— Так вот — распоряжение, — вздохнул капитан отколупывая с носа остатки жвачки. — Наше учреждение переходит к другому хозяину, Лефортово возвращается к Комитету безопасности. Ну и соответственно люди новые приходят. А старые… Посмотрите, вскипел?

— Я не понимаю… — Чернов словно прирос к дивану.

— Меня переводят в другое место, — объяснил капитан.

— А Андрюшу?

— Его уже, с сегодняшнего дня… Вот так.

— А как же номер люкс?

— Какой номер?… Ах да… Ну, это не проблема.

— Вы обещал и, что будете со мной откровенны…

— Это все, что я пока могу сказать. — Капитан приподнял крышку чайника. — Как долго… А впрочем, куда нам с вами спешить, Штопор?

— Меня расстреляют?

Григорий задал этот вопрос без дрожи в голосе, сухо и спокойно, вроде «который час?».

— Бросьте, Штопор, бросьте, никто вас… — Капитан повернулся к Чернову спиной и посмотрел в окно, выходившее на тоскливый тюремный двор. — Опять этот снег… Новый год скоро… Помните, как в том анекдоте? Зек возвращается с допроса и говорит своему дружку: «Поздравляю с новым годом!» А тот ему: «Ду-рак совсем, июнь же на дворе!» А этот…

Тут рассеянный взгляд Григория остановился на приоткрытой дверце шкафчика-пенала, в котором хранились чашки, блюдца, ложечки, салфеточки — словом, все необходимые для чаепития принадлежности. И в крошечной щелке, в отблеске неверного оконного света, был виден краешек коричневой кожаной кобуры…

Что это? Опять проверка? Похоже… Капитан будто специально отвернулся… Провоцирует?

А если нет? Если дверца шкафчика приоткрылась случайно? Если седовласому даже в голову не приходит, что я могу заметить, а уж тем более воспользоваться?…

А ведь это шанс. Пусть иллюзорный, но единственный и неповторимый. Или сейчас, или никогда…

Капитан явно темнит, ему что-то известно. Что-то такое, что мне, Чернову, нежелательно… «Приходят новые люди…» Получается, что стукачом воспользовались, поимели во все дыры, а теперь вышвыривают, как старую, прогнившую половую тряпку?