Фрауке Шойнеманн - Секрет еловых писем

Бабушка прислушивалась к рассуждениям полицейского и откровенно скучала. Она даже зевнула разок.

Вернер, наоборот, весь обратился в слух и потом задал еще один вопрос:

– Вот только я не понял: откуда Шмидт и Салемке знают друг друга? Почему один до ставил другому машину прямо домой? Возможно, Шмидт все-таки каким-то образом замешан в этой истории?

Комиссар покачал головой:

– Нет, не думаю. По нашим данным, все произошло так: Шмидт работает не только завхозом в гимназии «Вильгельмина» – он еще взял в аренду эту свалку металлолома и иногда приторговывает подержанными автомобилями, которые перед этим приводит в приличный вид. Салемке познакомился с ним либо в школе, либо знал его еще раньше, поскольку жил возле самой свалки. Во всяком случае, однажды он именно у Шмидта купил подержанный автомобиль.

– Понятно. – Вернер выглядел так, словно у него еще оставались какие-то сомнения.

Что касается меня, то как раз теперь мне стало ясно, почему от писем вымогателя так сильно пахло господином Шмидтом. Вероятно, он всегда вешал в автомобили, которые продавал, ароматизатор в виде бумажной елочки. А поскольку Салемке возил письма в машине, они и пропитывались этим пронзительным запахом. Наверняка так и было!

– Салемке не раз видел, что Шмидт приводил в порядок автомобили возле погрузочного крана, поэтому ему пришла в голову идея сделать так, чтобы Шмидт, сам того не подозревая, помог в передаче выкупа, – объяснял дальше Байер. – Ведь музыкант видел нас, то есть полицию, во время первой попытки и стал действовать осторожнее.

– Я вот чего не понимаю, – сказал Вернер. – Ведь Шмидт мог приводить в порядок автомобиль где-нибудь в другом месте. Почему Салемке был уверен, что голубой «Гольф» будет стоять именно там?

Главный комиссар Байер покачал головой:

– Нет-нет, Шмидт всегда пылесосил машины в одном и том же месте. Мы уже спрашивали его об этом. Рядом с погрузочным краном стоит будочка с промышленным пылесосом. И для Салемке это было подходящее место, чтобы еще раз попытаться получить деньги. Когда мать Эмилии была уже в дороге, Салемке еще раз позвонил Шмидту, чтобы отвлечь его. И фрау Штеттен так спрятала сумку с деньгами, что Шмидт ее не увидел. А Салемке перед этим купил второй автомобиль, точно такой же, как первый. И даже привинтил к нему тот же номерной знак. Вероятно, он рассчитывал, что мы будем долго следить за вторым автомобилем и у него окажется достаточно времени, чтобы убежать. Скорее всего, мы бы так и делали, если бы ребята не разоблачили его раньше.

– Хорошо. Но откуда он так хорошо знал Эмилию?

– Он давал ей уроки игры на фортепиано, поэтому она ему доверяла. А он знал, что у нее богатые родители. Прятал он Эмилию в квартире, которую снял специально для этого. То есть мы можем с уверенностью утверждать, что он спланировал все заранее.

– Скажите, пожалуйста, господин главный комиссар, – осторожно проговорила Кира, – вы уверены, что Салемке никто не помогал? Дети, которые бросили письмо в почтовый ящик Штеттенов, рассказывали про какую-то женщину, которая передала им письмо преступника. Не может получиться так, что преступница сейчас ходит на свободе и потом нам отомстит?

Муррр-мяу! Точно! Совершенно очевидная и совсем не успокаивающая мысль!

Но полицейский лишь рассмеялся:

– Не беспокойся! В квартире, где Салемке прятал Эмилию, мы обнаружили женский парик с длинными светлыми волосами. Я уверен, что той загадочной женщиной был сам Салемке.

– Ух! – воскликнула Кира. – Вы меня успокоили. Тогда у меня остался лишь один вопрос!

– Какой? – Все взрослые удивленно посмотрели на нее.

– Вот такой: кто теперь будет аккомпанировать в нашем школьном мюзикле? Ведь теперь господин Салемке отпадает!

Накануне премьеры все актеры ужасно волновались. Общее настроение было таким напряженным, что на моих роскошных усах можно было играть словно на скрипке. Мяу! Я чувствовал себя просто жутко – неужели это и было то самое, что господин Фернандес называет «сценической лихорадкой»? За кулисы прибежала Эмилия:

– Эй, я хочу еще раз пожелать вам всем ни пуха ни пера! Тьфу-тьфу-тьфу!

Ни пуха ни пера? Хм, вокруг нас не было никаких пернатых. Вероятно, Эмилия взялась за старое и сказала что-то обидное! Я недовольно мяукнул. Кира рассмеялась:

– Нет, Уинстон, не сердись и не обижайся. Так всегда говорят в театре перед премьерой. А если просто пожелать актерам удачи, то это якобы, наоборот, грозит провалом.

Ах так! Но откуда мне, коту, знать такие тонкости театральной жизни?

– Точно, – подтвердила Эмилия. – Но у вас все будет хорошо. Пока! – И она направилась в зал.

– Эмилия! – крикнула ей вдогонку Кира, пока та еще не скрылась за занавесом.

– Что?

– Ты правда не обижаешься?

– Из-за чего?

– Что я играю вместо тебя твою роль.

Эмилия засмеялась:

– Совсем не обижаюсь, Кира! Я радуюсь, что у меня опять все хорошо. А выходить на сцену я пока все равно не могу – это отнимает слишком много сил. Но учти: следующую главную роль я уж точно уведу у тебя из-под носа!

Девочки засмеялись, и Эмилия ушла. Я пытался успокоить свои нервы. Интересно, Одетта, Спайк и Чупс так же нервничали, как я? Все-таки теперь они присоединились ко мне, и теперь у нас получилась настоящая кошачья свита. Все полтора часа мы будем сопровождать на сцене Кота в сапогах. Господин Фернандес назвал эту идею гениальной, поэтому мы, четыре мушкетера, были снова вместе и снова действовали сообща.

Вот! Заиграла музыка. Мюзикл начался…

Занавес опустился в последний раз, и зрительный зал разразился оглушительными аплодисментами. Я посмотрел в узкую щелку между занавесом и сценой. Зрители буквально вскакивали со своих мест и неистово аплодировали. Многие громко кричали «Браво!». Вильгельминцы – учащиеся гимназии «Вильгельмина» – от восторга топали ногами. Меня бросало то в жар, то в холод – от облегчения. И от радости! Потому что, при всей моей скромности, скажу вам честно: мы были бесподобны! И, конечно, прежде всего Кира, которая вложила в эту роль всю свою душу.

Мои двуногие коллеги-актеры, взявшись за руки, стояли перед занавесом. Мы, кошки, тоже выбежали вместе с ними и уселись на краю сцены. Чупс подозрительно резко дергал хвостом.

– Слушай, Уинстон, как здесь шумно! – пожаловался он.

– Ты лучше не ворчи, а наслаждайся успехом! – прикрикнула на него Одетта.