Евгений Ельчин - Бегущий за шпионом

Джейк вскочил на ноги и встал, неуверенный. Его голова знала, что он должен вернуться на шоссе и попросить этих людей о помощи, но его сердце решило иначе. Недоверчивый и подозрительный после того, через что он прошел, его сердце заставило его отвернуться от шоссе и обмякнуть в совершенно черной пустыне.

50

Когда Джейк наткнулся на могильник, полная луна стояла высоко в сверкающем небе. Под ним самолеты отставных ВВС США выровняли крыло к крылу в бесконечных формированиях. Место было одновременно красивым и жутким, и, когда Джейк бродил в тишине призрачных планов, единственным звуком было его дыхание и его бьющееся сердце.

Он остановился под кабиной Суперфортресса, всматриваясь в ее темную форму, которая возвышалась над ним, как огромный крест. Недостающее шасси с одной стороны дало бомбардировщику резкий наклон, так что даже с поврежденной ногой у него было мало проблем с масштабированием наклонного крыла. На руках и коленях он медленно двигался вдоль клепаного алюминия, все еще остывающего после дня на безжалостном солнце, достиг фюзеляжа, натянул на себя верх, пополз к наклонному носу, а затем, сначала ступни, проскользнул сквозь стеклянное ветровое стекло внутри кабина.

Он забрался в кресло пилота и огляделся вокруг, испуганный множеством сверкающих ручек и переключателей. Всю свою жизнь он мечтал о пилотировании такого самолета в России, чтобы спасти своего отца. Он подумал о клятве, которую он шептал себе в школе во время клятвы верности: я клянусь спасти моего отца от русских и привести его домой, чтобы мои папа и мама и я могли быть обычной семьей, как мы должны быть в Америке.

Он снова начал произносить обещание, но звук его собственного голоса в жуткой тишине дряхлой кабины напугал его, и он остановился. Кроме того, обещание теперь казалось ему глупым. В конце концов, он был в кресле пилота настоящей Суперфортресс, но не имело значения, что он не знал, как летать на нем и как поднимать эту ржавую машину с земли. Какая польза от полета в Россию, если его отец вернулся в Америку?

Он увидел радио-гарнитуру, прикрепленную к дроссельной заслонке рядом с креслом пилота, отцепил ее и положил на колени. Он перевернул гарнитуру, глядя на свободные сетчатые нити, где был обрезан кабель, и на окаменевшую пену цвета кости внутри наушников. Надев гарнитуру на уши, он наклонился вперед и щелкнул несколькими случайными переключателями.

«Заходите, Дельта Альфа Дельта Один», - прошептал он, призывая отца, как он всегда делал вид, что управляет своей моделью B-29 дома. «С земли в…» Он остановился, не зная, который час, и вместо этого снова сказал: «Входите, Дельта Альфа Дельта Один. Пожалуйста, войдите."

Он напряг уши, надеясь, что какой-нибудь далекий голос внутри наушников раскроет тайное местонахождение его отца. Но не было отдаленного голоса. Там ничего не было. Он почувствовал слезы на нижних веках и поднял подбородок, чтобы не дать им пролиться. Слезы распухли, вырвались наружу и, опустившись, пробили два прозрачных канала сквозь сухую грязь, покрывающую его лицо. Канал слева повернулся к его губам, и он высунул язык, чтобы попробовать соль.

И пока он сидел там в бесполезной гарнитуре и всхлипывал от боли, страха и отчаяния, темнота, охватившая его, заставила его вспомнить темную комнату Шубина и выражение разочарования на его лице, когда Джейк отказывался учиться рисовать картины. Я думал, что это то, что мы могли бы сделать вместе, сказал Шубин. Его слова заставили Джейка чувствовать себя странно тогда, но теперь он чувствовал себя почти виноватым. Ты когда-нибудь думал о своем отце? - спросил его Шубин, и когда его застали врасплох, Джейк ответил: почему? Шубин вздрогнул, словно ему было больно.

Затем Джейк подумал о потрескавшихся очках Шубина на прилавке закусочной Руби и о том, как пачка грязной ленты срывается с их оправы. То, что Джейк увидел тогда в неосторожных глазах Шубина, и то, что он отказался видеть, было не гневом, не угрозой, не угрозой, а мукой и беспокойством.

Затем Джейк подумал о жемчужно-сером мотыльке, который стучит по абажуру в спальне его матери. Он снова увидел две тени, раскачивающиеся вместе в странном и милом танце, и попытался понять, почему то, как его мать и Шубин улыбаются друг другу, тогда так разозлило его, но не сейчас.

И когда Джейк подумал о тенях своей матери и Шубина, из-под кабины бомбардировщика выскользнули другие тени. Между самолетами на якоре молча мчалась семья койотов. Серебристый и прозрачный под лунным светом молодой щенок прыгнул между двумя взрослыми. Последний в очереди, самый большой из трех, вероятно, отец, остановился, чтобы оглянуться в сторону Джейка. Его глаза на мгновение вспыхнули зеленым, затем все три исчезли в ночи.

Сердце Джейка росло в его груди, расширяясь туда, где оно могло лопнуть. Все, во что он верил в жизнь, все, что он слышал по радио, читал в комиксах и видел в фильмах, все о коммунистах, иностранцах и шпионах, сделало его слепым к тому, что было так легко увидеть. , После того, как Шубин переехал в их дом, Джейк продолжал искать своего отца, пока он был рядом с ним. Это был Шубин, конечно. Шубин был его отцом.

51

Позже, когда Джейк попытался вспомнить, что произошло после того, как охранники базы ВВС нашли его в кабине B-29, его память стала туманной и запутанной. Открытие, что Шубин был его отцом, оказало на него необычайное влияние. Он чувствовал себя умиротворенным и довольным и долгое время сидел на месте пилота, сложив руки за головой, улыбаясь звездам на блестящем небе. Звезды роились, мерцали и падали длинными золотыми дугами, пока, по необъяснимым причинам, не начали сходиться к нему со всех сторон, приближаясь и приближаясь, пеленая его своим мягким, сияющим светом.

Что случилось потом, он не мог вспомнить. Должно быть, он упал в обморок, когда звезды, окружающие кабину, оказались фонариками охранников, которые расчесывали его, ища его. Но позже, намного позже, когда он наконец пришел в себя, он обнаружил, что мягко покачивается от тихого гула движущегося транспортного средства, с лицом, утопленным в чьих-то коленях. Толстая пачка чего-то, возможно, хлопка и марли, была приклеена к левой стороне его лица. Повязка пахла лекарством, но он все еще чувствовал слабый запах любимого мыла своей матери на человеке, который держал его голову у нее на коленях. Его кожа ощущала зуд под повязкой, но он боролся с желанием поцарапать ее и держал глаза плотно закрытыми, не желая, чтобы его мать знала, что он не спит.

«Можем ли мы поменяться?» - хрипло сказал голос. «Его кроссовки воняют».

Это был голос Шубина. Голос его отца. Теперь Джейк знал, что он растянулся вдоль задней скамьи движущегося транспортного средства, его лицо лежало на коленях у матери, а ноги - у отца. Джейк улыбнулся.