Елена Прудникова - Стратегия Победы

Впрочем, если посмотреть, кого хватали в 1941 году чекисты, ясной картины все равно не получится. С одной стороны, генерала могли расстрелять не только за измену, но и за трусость, халатность, дезертирство. Как того же бывшего командующего ЗапОВО Павлова. Суд не стал заморачиваться возней с заговором — дело муторное и несвоевременное, а приговор-то все равно один. С другой стороны, многие возможные предатели находились в то время вне зоны досягаемости особистов — кто в плену, а кто и гораздо дальше. С первыми разбирались уже после войны, со вторыми — никогда, ибо какой спрос с мертвых?

Однако Павлова и еще некоторых военных в высоких чинах в заговоре все-таки обвиняли. История это давняя, тянется еще с 20-х годов, со времен советско-германской «дружбы армиями», проходит через тридцать седьмой год, через Испанию, через сорок первый год, послевоенные армейские репрессии и не заканчивается, а обрывается хрущевскими реабилитациями [65] Подробнее об этом: Прудникова Е., Колпакиди А. Двойной заговор. Тайны сталинских репрессий. М„ 2013; Прудникова Е. 1953 год. Смертельные игры. М., 2011. . Но то, что было после войны, — это уже другая история и другой противник. Предвоенные заговорщики контактировали, большей частью, с немцами и японцами, да еще с поляками — но поляки после 1939 года были не в счет.

Как они могли действовать? Тухачевский, находясь под арестом, дал подробные показания, в том числе собственноручно написал так называемый «План поражения». Документ этот состоит из двух частей. Первая часть, «стратегическая», опубликована — в ней маршал подробно и не слишком сложно, применяясь к уровню следователей, рассказывает о сценарии будущей войны, как выглядит предполагаемый театр военных действий и почему при данном расположении наших войск СССР обречен на поражение. В 1941 году такая подстава на стратегическом уровне едва ли была возможна — в Кремле очень внимательно следили за действиями военных. Но вот что касается второй части показаний, то описанная там деятельность не отслеживаема в принципе (пока не сработает, конечно — но когда сработает, поздно предохраняться).

Опубликованный «План поражения» заканчивается следующей фразой: «Показания о вредительской работе будут изложены мною дополнительно». «Вредительская работа» — это, говоря современным языком, саботаж. Мелочь, вроде железного болта, но если этот болтик сунуть в шестеренки огромной машины... И вот эту, вторую часть показаний, не видел никто и никогда. А очень жаль — возможно, там нашлось бы много знакомого по сорок первому году.

Наряду с обычным раздолбайством, в хронике июня сорок первого иной раз попадаются примеры поведения командующих разных уровней, выходящие за рамки обычного советского бардака – за который, если он не выходил за разумные пределы, в Советском Союзе не арестовывали н уж тем более не расстреливали.

Пример образцового бардака дает нам Прибалтийский военный округ.

В ночь на 22 июня командующий округом Ф. И. Кузнецов, получив «директиву № 1», разослал приказы по подведомственным соединениям и... укатил в 11-ю армию, ни слова не сказав о полученной директиве даже своему заместителю. Когда в Ригу, где находился штаб округа, начали звонить малость обалдевшие командиры частей с просьбами объяснить, что происходит, как отличить провокацию от войны, стрелять в немцев или не стрелять — то никто из находившихся в штабе ничего толком не мог сказать. Командующего тоже почти сутки не удавалось сыскать — в принципе было известно, где он находится, вот только выловить его никак не получалось.

Вот в такой обстановке встретил войну Прибалтийский фронт. Однако генерала Кузнецова никто и не думал арестовывать, он прошел всю войну, то снижаясь до начальника штаба армии, то поднимаясь до заместителя комфронта. Всю дорогу его ругали за отсутствие организаторских способностей, пока в 1948 году не отправили, наконец, в отставку. Ну... так «не каждый в армии Глазенап».

В КОВО был свой бардак. Когда штаб округа накануне войны перебирался на полевой КП, в Тарнополь, начштаба догадался оставить в Киеве оперативный отдел. В результате в предвоенную ночь написать и разослать по армиям директивы было некому, и командующий округом около 4 часов утра лично обзванивал командармов. Это еще бардак, а вот то, о чем пишет в воспоминаниях маршал Рокоссовсский, уже наводит на размышления.

«Последовавшие... из штаба округа распоряжение войскам о высылке артиллерии на артполигоны, находившиеся в приграничной зоне, и другие нелепые в той обстановке распоряжения вызывали полное недоумение.

Нашему корпусу удалось отстоять свою артиллерию, доказав возможность отработки артиллерийских упражнений в расположении корпуса, и это спасло нас в будущем» [66] Рокоссовский К. Солдатский долг // http :// militera . lib . ru / memo / russian / rokossovsky /0 1 . html .

Какие полигоны? Как вообще можно изымать из частей артиллерию, когда войска уже приведены в повышенную боевую готовность и выдвигаются к границе?

Но на самые большие размышления наводит происходившее в Западном Особом военном округе, где рулил печальной памяти генерал Павлов. Тот самый, который, как он говорил на суде, «директиву Генерального штаба РККА понял по-своему и не ввел ее в действие заранее, то есть до наступления противника. Я знал, что противник вот-вот выступит, но из Москвы меня уверили, что все в порядке, и мне приказано быть спокойным и не паниковать».

Ну да, нарком действительно приказал ему не паниковать. А что, приведение войск в боевую готовность — это паника? Но какое «все в порядке» может быть, если в директиве написано предельно конкретно: в течение 22-23 июня возможно внезапное нападение немцев. А предвоенные директивы, а выдвижение войск? Их командующий округом тоже понимал «по-своему»? И вообще — о какой, собственно, директиве идет речь? Номер один? А из чего это следует?

Начальник связи Западного фронта Григорьев на том же процессе показал:

«Война... застала Западный Особый военный округ врасплох. Мирное настроение, царившее все время в штабе, безусловно, передавалось и в войска. Только этим «благодушием“ можно объяснить тот факт, что авиация была немецким налетом застигнута на земле. Штабы армий находились на зимних квартирах и были разгромлены, и, наконец, часть войск (Брестский гарнизон) подвергалась бомбардировке на своих зимних квартирах.

Чл. Суда тов. Орлов.Чувствовалось ли в штабе округа приближение войны?

Подсудимый.Нет. Начальник штаба округа Климовских считал, что все наши мероприятия по передвижению войск к границе есть мера предупредительная».

Двадцать лет назад, когда были впервые опубликованы эти протоколы, казалось, что они еще больше оттеняют жестокую расправу над командующим, которого Сталин назначил виновным за неудачное начало войны, взвалив на него все свои просчеты. Но подлинная информация просачивалась, просачивалась... Сейчас мы знаем, что все необходимые приказы из Москвы были отданы вовремя, а те командиры, которые к 22 июня привели свои войска в боевую готовность, не героически проявляли инициативу вопреки правительственной политике, а просто выполняли директивы Генштаба. Помните, как 18 июня сорвался с места 12-й мехкорпус? А вот что происходило в тот же день в соседнем ЗапОВО. Рассказывает генерал Григорьев.