Елена Прудникова - Стратегия Победы

Страна у нас, конечно, большая — но едва ли позиции для войск прикрытия готовили на расстоянии в 50 километров от границы. Жирно будет так территориями разбрасываться.

А еще генерал разрешил комсоставу частей в выходные съездить в Каунас, к семьям.

Такое ни на ошибку, ни на разгильдяйство уже не спишешь, это честный и откровенный саботаж. Начштаба ПрибОВО генерал Клёнов был арестован в начале июля и расстрелян осенью 1941 года, начштаба ЗапОВО осужден одновременно с командующим округом. Но самое интересное — то, что один и тот же прием использовался в разных округах, так что это, возможно, и не местная инициатива.

Интереснейшая история случилась с ПВО все того же Западного округа. Исследователь Д. Егоров в своей книге «Разгром Западного фронта» приводит свидетельство генерал-лейтенанта Стрельбицкого, который в 1941 году был командиром 8-й противотанковой бригады. Немецкие летчики в небе над Лидой вели себя странно. Они бомбили, как на учебе, совершенно не опасаясь зенитного огня, — а зенитки молчали. Полковнику Стрельбицкому командир дивизиона ответил, что накануне ему пришел приказ: «На провокацию не поддаваться, огонь по самолетам не открывать». Зенитчики начали стрелять, лишь когда полковник явился к ним с пистолетом в руке. Тут же были подбиты четыре машины, и вот теперь самое интересное. Три пленных немецких летчика заявили: они знали о запрете для ПВО открывать огонь.

Можно, конечно, объяснить данный приказ тем, что в Кремле перестраховывались, предпочитая снег студить, лишь бы не поддаться на провокацию. А частям «люфтваффе» эту информацию тоже из Кремля сливали? Или все же кто запретил, тот и немцев известил? А?

Обратимся теперь к многострадальным нашим ВВС. Полк Голованова был расквартирован далеко от границы, так что незнание о начале войны сказалось только на отсутствии боевых вылетов — но хотя бы сами самолеты остались целы. В приграничных авиачастях, к сожалению, так удачно не обошлось.

Любопытные вещи рассказывал уже в наше время генерал-лейтенант Долгушин, бывший во время войны летчиком-истребителем. Их полк стоял в ЗапОВО, аэродром находился, считай, на самой границе — в пяти километрах от нее. В пятницу, 20 июня, к ним прилетели Павлов, командующий авиацией округа Копец и их собственный комдив. Летчики доложили о результатах разведки — они заметили, что аэродромы на немецкой стороне буквально забиты бомбардировщиками. Вы думаете, им приказали срочно приводить полк в полную боевую готовность?

Известный на военно-исторических форумах Василий Бардов на сайте «Авиафорум» выложил записи собственных бесед с Долгушиным [74] В воспоминаниях летчик рассказывает то же самое, что и на форуме, но менее подробно. , где тот рассказывает:

«Закончили мы полёты примерно в 18 часов. Часов в 19 нас разоружили — поступила команда „снять с самолетов оружие и боеприпасы и разместить их в каптерках“ — дощатых и фанерных сарайчиках за хвостом самолётов...

И мы спросили: „Почему сняли оружие?! Кто такой идиотский приказ издал“?! Даже к командиру полка Емельяненко обратился и говорит: ..Ну почему"?! А командир полка разъяснил командирам эскадрилий: „Приказ командующего", а командиры эскадрилий нам.» [75] .

Василий Бардов считает, что речь тут идет о Павлове, но это вовсе не факт. Приказы авиаполкам должен был отдавать командующий ВВС округа, генерал-майор с символической фамилией Копец. Вообще ситуация в округе складывалась интересная. Продолжим слушать Долгушина:

«Многое и до этого дня делалось будто „по заказу": — начат ремонт базового аэродрома в г. Лида, не были подготовлены запасные площадки, было уменьшено число мотористов и оружейников до одного на звено...

Бардов.А как было до этого?

Долгушин.А раньше было: техник (это был офицер, как правило, техник-лейтенант), механик, моторист и оружейник. А тут посчитали, что артиллерист свою пушку драит, пехота свою винтовку драит — а почему летчикам не драить?! И отняли у нас! А потом, сразу же в первые месяцы войны все ввели! Сразу же ввели: почувствовали, что идиотство натворили!

И летчики таскали пушки. А пушку вставить в крыло... Оно же не широкое! И вот туда пушку вставить... А там центроплан прикрыт дюралью и люк, куда пушку совать — он тоже дюралевый и все на шпильках — все руки обдерёшь!»

Тревогу в полку объявили в 2.30, еще до нападения немцев. Но летчики, вместо того чтобы разбежаться по самолетам, принялись таскать ящики с боеприпасами и вставлять обратно пушки. В результате полк начал подниматься в воздух примерно в 6.30-7 часов, до того беспрепятственно пропуская через себя немецкие самолеты.

Есть и еще свидетельства подобного рода. Тот же Василий Бардов, когда выложил интервью с Долгушиным на одном из форумов, получил отклик из Канады, от сына одного из летчиков 16-го бомбардировочного полка той же 11-й дивизии, где служил и Долгушин.

«Мой отец находился на лагерном аэродроме Черляны в момент штурмовки немцами в 4 утра 22 июня 1941 г. Где-то в 52-53 годах он мне, мальчишке, рассказал трагическую историю начала войны. Рассказал, как за сутки до начала войны с бомбардировщиков было снято пулеметно-пушечное вооружение, как проснулся от грохота и стрельбы. На его глазах взлетел его комэск Протасов, и как он шел на таран... Затем, через час появились немецкие мотоциклисты, с которыми они вступили в бой, но вскоре появились немецкие бронетраспортеры с пехотой и пришлось отступать. Где-то в 10—11 утра нашли брошенную полуторку, отец вытер мокрый трамблер и завел ее...» [76]

Самолетов, следовательно, к тому времени у летчиков уже не было — иначе к чему возиться с полуторкой? Почему не было? Тут возможны варианты. Их могли сжечь немцы при бомбежке. Или, например, не завезли на аэродром горючее — случалось и такое.

Еще одно свидетельство привел в своем интервью летчик Анатолий Король. Перед войной его полк был перебазирован на аэродром Высоко-Мазовецк в Западной Белоруссии, в 30 километрах от границы.

«На 21 или 22 июня командир полка назначил учения и приказал снять с самолетов вооружение. На учениях должен был присутствовать командующий Белорусским военным округом. В субботу, 21-го, он не смог приехать, учений не было. А 22-го рано утром, в начале пятого, прозвучала боевая тревога. В воздух поднялись два или три наших звена. А минут через пятнадцать подходит „Мессершмит 110-й“. Думали, разведчик. А он дает пушечную очередь. Длинную такую! Поняли, что это война.

Я первый вылет сделал в шесть утра — на разведку границы. Вся она была в огне.

В этот день мы сбили два немецких самолета. Отличились младший лейтенант Кокарев и капитан Круглов, заместитель командира полка.