Елена Прудникова - Стратегия Победы

В сталинском СССР было три системы власти: партийная, государственная и военная. Их связывала сложная система взаимоотношений, но даже в самой жестокой ситуации хотя бы одна из властей, как правило, работала. Кроме них, существовали еще комитеты и комиссии с самым разным объемом обязанностей и полномочий, иной раз колоссальным, как у той же ВПК. На места выезжали представители верховной власти — помните, как Ковалев решал запутанные вопросы с помощью мандата представителя Совнаркома? Но это только видимая часть паутины — а ведь была еще и невидимая. Были структуры, о которых мы знаем очень мало или не знаем почти ничего, были люди и ведомства, игравшие в системе управления не совсем понятную роль, о которой можно догадываться лишь по некоторым разрозненным фактам. Были внезапные выдвиженцы, от которых за версту несло спецслужбами, и чекисты, занимавшиеся совершенно несвойственными им делами. Не говоря уже о том, что новое назначение человека далеко не всегда отменяло предыдущее — тот же Ковалев был одновременно начальником Управления военных сообщений и заместителем наркома госконтроля, то есть проблемы, подведомственные ему, он решал как начальник, а не подведомственные — пользуясь методами госконтроля. Наконец, человек мог выполнять определенную работу вообще без какого бы то ни было назначения.

Вернемся к эвакуации. Чтобы перевезти и запустить заводы, в сложнейших условиях и за считанные недели (если это вообще возможно), процесс должен находиться в одних руках, иначе он будет постоянно ломаться на стыках. Чьи это были руки? То, что это делал не Каганович, — уже понятно. Ковалев? Его задача — проталкивать грузы по дорогам из пункта А в пункт Б, и только.

Впрочем, погрузить и вывезти завод являлось сравнительно легким делом. Запустить его снова — задача уже на порядок труднее. Кто этим занимался? ВПК? Может быть, и ВПК — но кто именно в ней? Кто вообще руководил ВПК в июне 1941 года, если этот орган существовал? А если нет — то какая структура его заменила?

«Ты чувствуешь сквозняк оттого, что это место свободно?»

Как на обычном фронте самое уязвимое место — стык воинских частей, так и на трудовом фронте самое опасное — это стыки между ведомствами, особенно в условиях описанного чуть выше бардака. Разного рода межведомственные бюро и комиссии ситуацию в известной степени облегчали, но не давали гарантии выполнения задачи. А рисковать Сталин не мог, не имел он права рисковать.

Максимальную гарантию давала жестко централизованная система, во главе которой стоял сильный организатор, отвечающий за все, с таким объемом полномочий, чтобы никто не смел сказать ему: «Это не ваша компетенция». Таких людей в Советском Союзе в то время было пятеро, и назывались они ГКО. Это первое.

Второе: эвакуация могла быть проведена успешно только в одном случае — если ею занималась организация, имеющая своих представителей в каждом ведомстве, на каждой станции, на каждом заводе. Таких структур в 1941 году в СССР было три: государство, партия и... нет, не армия. Полномочия военных заканчивались у заводской проходной. А вот НКВД легко ее пересекал. Формально секретный отдел на заводе занимался охраной государственной тайны — но это формально. Фактически же, как мы увидим дальше, НКВД был инструментом, заточенным под любые задачи.

Государственный механизм в Советском Союзе был сырой, плохо отлаженный, пораженный постоянными внутренними разборками. Партия являлась структурой более упорядоченной, но... перебазированием промышленности она не руководила. Откуда мы это знаем? Очень просто: если бы это было так, то одами об этом великом подвиге полнились бы все учебники истории, от рассказов для младшеклассников до докторских диссертаций. О партии бы не молчали. Впрочем, не молчали бы и о роли государства — не оды, так диссертации и книги уж точно бы написали. А у нас в этом вопросе ложь и умолчания громоздятся друг на друга курганами. Остается НКВД — по крайней мере, тут есть мотив врать и молчать.

Точно так же есть мотив врать и молчать, когда заходит речь об организаторе. Который, кстати, в описываемый период руководил тем ведомством, о коем наша история врет и молчит.

Итак, Берия. Один из лучших (если не лучший) менеджеров XX века, член ГКО с неограниченными формальными полномочиями, нарком внутренних дел, что давало ему столь же неограниченные неявные полномочия. Больше власти было только у Сталина. Имел ли этот человек отношение к мобилизации промышленности, и если да — то какое?

Берия уже тогда был выдающимся хозяйственником. Чекистскую работу он знал, понимал, но не любил и, как мог, старался от нее увернуться. Зато там, где он находился, все время появлялись какие-то крупномасштабные экономические инициативы. И сама личность нового наркома внутренних дел означала, что возглавляемая им структура неизбежно приобретет строительно-экономический уклон. ГУЛАГ, «шарашки» — все это существовало и до него, но именно при Берии эти ведомства стали вносить ощутимый вклад в экономику и оборонный потенциал СССР [168]. При Ягоде единственная большая стройка ГУЛАГа была распиарена на всю страну. Несколько лет спустя там ворочали куда более крупными делами, но не шумели, поэтому масштаб изменений не слишком ощутим — однако он был. Разве можно сравнивать Беломорско-Балтийский канал и сотни километров железных дорог, лесоразработки и шахты, золотые прииски Колымы? А еще через несколько лет, при том, что количество заключенных в лагерях уменьшилось почти вдвое, Берия сумел, опираясь на систему ГУЛАГа, поднять атомный проект. Это не говоря о таких «мелочах», как освоение труднодоступных районов страны.

В фильмах о войне для этого человека существует лишь один образ — зловещий персонаж, требующий ареста прославленного военачальника (имя вписывается по выбору сценариста). Как бы ничем иным даже во время войны он не занимался. На самом же деле 21 марта 1941 года Берию назначают заместителем председателя Совнаркома. В этом качестве он не только руководит НКВД, но обязан курировать и другие области. Ему достались наркоматы лесной и угольной промышленности, некоторым образом связанные с НКВД, нефтяной — не связанный с грозным ведомством уже никак, а также наркомат цветной металлургии — один из сложнейших в стране: десятки металлов, сотни сплавов, тысячи позиций. После начала войны прибавляется черная металлургия. Но, судя по воспоминаниям, этими делами круг его обязанностей не ограничивался.