Виктор Кустов - По метеоусловиям Таймыра [сборник litres]

– Если бы строили по проекту, давно бы развалилась, – не выдержал Солонецкий. – Но это к слову, а так мы действительно виноваты, чего уж там…

– Юрий Иванович, – официальным тоном начал Ладов. – Я ведь вижу, какое настроение у ваших подчинённых. Дескать, главк далеко, у них своё, а у нас своё… государство, – последнее слово он произнёс с явной иронией.

– А что, мы и есть государство, – задумчиво произнёс Солонецкий. – Мы – его голова и его винтики. И от нас, не от вас и не от кого-то ещё, а в первую очередь от нас зависит, процветающим или нищенствующим оно будет, наше маленькое государство, которое является частью большого… Но и от вас, конечно, – вздохнул. – От того, насколько вы будете нам помогать.

Солонецкий встал, прошёлся по кабинету.

– Конечно, всё это желаемое, товарищ заместитель начальника главка. Пуповина нас с вами крепко связывает, без неё мы не сможем существовать. Но именно она-то иногда мешает. И давай говорить начистоту. Ты, я и он, – Солонецкий кивнул в сторону главного инженера, – прекрасно всё понимаем. И что нам грозит, и что можно спрятать, что от тебя зависит, а что нет… Перестройка идёт, ориентация на новое, а вот в твоих словах я этого пока не вижу. – Он прикурил новую сигарету. – Дорвался, теперь накурюсь до чёртиков… Пять лет держался.

– Не надо путать общее с частным, – возразил Ладов. – Самостоятельность – насущное требование дня, но в вашей самостоятельности, – он выделил голосом «в вашей», – я вижу анархию.

– Жаль, что ты видишь не то, что есть на самом деле, – сказал Солонецкий и сел за стол. – А факты действительно имели место… Но мы считаем, что поступали верно и с пользой для государства, не так ли, Геннадий Макарович?

Кузьмин кивнул.

– У меня нет ни желания, ни времени дебатировать. – Ладов пристально посмотрел на Кузьмина. – Геннадий Макарович, оставьте нас, пожалуйста, вдвоём.

Кузьмин вышел.

– Ты всё искренне говорил? – после паузы спросил Ладов.

– Да.

– Ну что же… Время рассудит, кто из нас прав. Что же касается вашей личной жизни… Изложенное в письме не подтвердилось. Но мой совет, не давай поводов для сплетен. Охотничья база на притоке, любовница…

– Базу срубили сами в законные отпуска, – сказал Солонецкий. – И охотимся там не в рабочее время. Если, конечно, мои слова имеют в данный момент вес… А любовницы у меня нет.

Их взгляды встретились.

– А Ольга Павловна?

Солонецкий пристально посмотрел на него.

– Я тебя не узнаю, Саша. Помнится, ты ничего не боялся, воевал за новое, набивал шишки… И никогда не путал личные дела со служебными. Зачем тебе знать о моих отношениях с Ольгой Павловной? Это касается только нас, понимаешь, только нас… Я прошу, если тебе так уж нужно опорочить меня, выбери что-нибудь другое, только не копайся в том, в чём ничего не сможешь понять…

– Ка-а-ак ты меня, – Ладов поджал губы. – А что же сразу не сказал, что знакомы, когда я за неё… Ну хорошо, а ваших отношений с секретаршей тоже не касаться?

Солонецкий усмехнулся.

– Действительно, гнать меня пора, если таких плохих осведомителей рядом терплю… Нет ничего между нами. И никогда не было. А верить мне или нет, твоё дело.

Солонецкий отвернулся и стал смотреть в окно.

Ладов помедлил, потом направился к двери. и уже в приёмной услышал голос Солонецкого:

– Вера Сергеевна, меня ни для кого нет.

Наутро Ладов улетал.

Накануне он попросил Костюкова позаботиться о машине, чтобы доехать до аэродрома, и ждал в гостинице.

Вечером же Солонецкий заказал спецрейс.

К девяти часам утра самолёт уже подлетал к Снежному.

Солонецкий позвонил в гостиницу, узнал, что Ладов в номере, и поехал за ним. Из машины выходить не стал, отправил за Ладовым шофёра.

– Давно бы так, – буркнул тот, нисколько не удивившись появлению Расторгуева.

Солонецкий, закрыв глаза, сидел на заднем сиденье. Он кивнул на приветствие Ладова и вновь закрылся воротником пальто.

По сторонам тянулись редкие деревья, болотца, прибранные снегом; пейзаж, от которого Ладов уже немножко устал и хотел скорее увидеть солнце, окунуться в суматоху городских улиц, ощутить уют домашних стен.

Когда впереди завиднелись строения аэродрома, Ладов вспомнил о билете. Хотел спросить Солонецкого, но передумал. О таких мелочах не стоило беспокоиться, кому-кому, а ему дежурных табличек в гостиницах и отрицательных ответов в кассах аэропортов давно уже не приходилось видеть и слышать.

Ладов обернулся, взглянул на молчавшего Солонецкого – тот сидел с закрытыми глазами.

Напишу в докладной всё как есть, решил он.

Сунул руку в карман и наткнулся на галстуки для Солонецкого. Рука уже потянулась вверх, когда он раздумал и ещё глубже затолкал их в карман.

Машина остановилась.

На взлётной полосе, гудя винтами, стоял грузовой самолет.

– Иди, – произнёс позади Солонецкий. – Тебя ждут.

– Бывай, – отозвался Ладов и, не оборачиваясь, добавил: – Служба службой, а дружба дружбой. Не хотел бы я попасть на место твоих подчинённых – заставишь под свою дудку плясать.

Это было предложение о примирении.

– На то и поставлен, – буркнул Солонецкий.

– Ты вот что, – придержав дверцу, сказал Ладов, – Костюкова и Сорокина гони…

И рысцой побежал к самолёту.

Люк за ним захлопнулся, самолёт покатил по взлётной полосе.

Солонецкий опустил воротник, с облегчением вздохнул.

– Ну вот и слава богу, – сказал он. – Теперь, Расторгуев, берёмся за работу.

– Утомило начальство?

– А когда оно в радость. – Солонецкий проводил взглядом уменьшающуюся точку и сел на переднее сиденье. – Поднажми, Миша, опаздываем…

Начальники подразделений уже сновали по коридорам, решая до планёрки свои вопросы с отделами управления, и Солонецкий изменил привычке, не переговорил с замами, какие вопросы станут главными, не наметил, на чём сделать упор. Разделся, хлопнул крышкой карманных часов с гравировкой: «Любимому папочке от его непослушной дочери», распахнул дверь.

– Приглашайте, Вера Сергеевна.

В кабинет входили начальники и главные инженеры подразделений, на ходу докуривая, обрывая разговоры. Сразу стало тесно и шумно.

Солонецкий здоровался с входящими. С теми, кого давно знал, – за руку. С недавно приехавшими на строительство – кивком головы. Подчинённые знали эту особенность начальника: его рукопожатие было равносильно признанию.

Последним вошёл главный инженер. Прошёл на своё обычное место справа от Солонецкого.

– Начинайте, – кивнул начальник строительства.

Кузьмин сделал подробный разбор работы подразделений за неделю.

Потом начальники подразделений стали согласовывать свои действия, а Солонецкий, закрыв локтем листок бумаги, написал три фамилии и стал проставлять напротив каждой плюсы и минусы.