Ефим Друц - Волки

— Ах, как голова болит… Еле «скорую» вызвала… Не до тебя мне, Митя… Никаких разговоров… Потом… Потом…

Митя окончательно проснулся и взглянул на часы. Стрелки показывали пять часов утра. За окном синело. Что-то преломилось в Митиной душе, зазвучала музыка, и он явственно услышал:

Взгляд Мити снова упал на подоконник, и он увидел букет сирени, стоящий в вазе. Она сверкала и переливалась в первых солнечных лучах, хлынувших в комнату.

— Тебя Седой зовет, — раздался голос Алины.

— Проснулся он? — спросил Митя.

— Да, хочет что-то сказать. Сходи к нему.

Митя вышел в соседнюю комнату. Седой полулежал, облокотившись на подушку. Плечо его было перебинтовано.

— Ну как? — спросил Митя.

— Нормально. Скоро уходить отсюда надо, здесь опасно.

Митя кивнул.

— Ты вот что, Митя, пока возьми деньги. Они в моем дипломате. Отдай их своим цыганам. Там большие бабки. Я их оставил в камере хранения на Курском вокзале. Шифр на бумажке записан.

И Седой достал из-под подушки клочок бумаги с какими-то каракулями.

— Надо покончить с этим делом. Пусть они отстанут. У нас теперь и других забот хватит. А еще найди Костолома и скажи ему, чтобы он отсиживался на даче у своей марухи, он знает где. Там я его и отыщу. Пока что он на чердаке скрывается. Помнишь то место, где мы когда-то в карты рубились?

И снова Митя кивнул в знак того, что он все понял и сделает так, как велит ему Седой.

— Пацана этого, которого менты взяли, расколют, точно знаю. Его так обработают, что он нас заложит с потрохами. Надо отсидеться неделю в тихом месте и уехать из Москвы. Будь осторожным, Митя. Жизнь на карту поставлена. Вместе уедем, а когда все утихнет, вернемся. А пока что мы должны быть вместе.

— Не получится, Седой, — тихо сказал Митя. — Все, что ты просишь, я сделаю, а с тобой не поеду. Есть у меня в городе проблемы.

— Шутишь? — переспросил Седой. — В тюрьму захотел?

— Я для тебя все сделаю, — ответил Митя, — но жизнь мою не забирай, своя у меня дорога.

— Что задумал? Эта шалава, конечно, ведет себя правильно и помощь оказала, но ты ей не верь. Сам знаешь, что вера иногда кровью оборачивается.

— Она другая, — возразил Митя.

— Вот-вот, — кивнул Седой, — ты и раньше так думал, а что получилось?

— Не могу в пустоте оставаться, — тихо сказал Митя. — Ты уж меня прости, Седой, может, я что-то и не так делаю, но попробовать хочу, может быть, в последний раз. Была у меня задумка, когда все это случилось, никому больше не верить, но сердце подсказывает — не прожить одному. Да и обстоятельства складываются так, что мне кто-нибудь да помогает. Выходит так.

— Никак ты от своей доброты не избавишься, — ответил Седой, — столько лет прошло, а ты все людей не можешь понять. Корыстны они, собственную пользу во всем ищут. И других терпят только до поры, пока это их не затрагивает.

— Какая от меня корысть может быть? — сказал Митя.

— Ладно, иди, Бог с тобой! — Седой кивнул на дверь, в которую уже входила Алина.

— Поговорили? — спросила она.

— Присмотри за ним, — сказал Митя. — Я вернусь сегодня. Обязательно вернусь. Ждите меня.

Митя вышел. Алина и Седой остались вдвоем.

Народу на улицах было мало. Митя прошел переулками и спустился в метро. Купил жетон и сразу же обратил внимание на молоденького милиционера, который, скучая, разговаривал с контролершей у входа. На минуту милиционер отвлекся и взглянул на Митю. Внутренним чутьем своим Митя сразу же ощутил, что тот заинтересовался им.

«Подойдет или нет?! — подумал Митя. — Как на сей раз судьба скажет?» Он собрался было опустить руку в карман, где лежал пистолет, но передумал, а с независимым и даже дерзким видом опустил жетон в автомат и прошел к эскалатору. Донесся голос — даже не фраза, а обрывок:

— Проверить надо…

— Оставь, — ответил женский голос, — бомжей много, что с них возьмешь?

И это спасло Митю. Он заставил себя не оглядываться. «Будь что будет!» — подумал Митя. Судьба и на этот раз была к нему милостива. На его счастье тут же подошел поезд, и Митя нырнул в вагон. Он не стал проходить вглубь, а устроился возле двери, искоса поглядывая по сторонам. Через двадцать минут Митя уже был возле вокзала. Дипломат из камеры хранения он достал без происшествий и до цыганского дома добрался спокойно. Когда он позвонил в дверь, ему открыл Тари и от неожиданности даже отступил в сторону.

— Митя, ты? Вот не ждали. А мы уж и надежду потеряли тебя увидеть. Хотя все равно бы нашли, — засмеялся Тари. — Входи, входи!

Митя вошел. За столом сидели цыгане. Они, словно по указке, повернули головы в его сторону. На минуту воцарилось молчание. Потом один из цыган воскликнул:

— Пришел, морэ?! Что так долго отсутствовал?

Не говоря ни слова, Митя бросил дипломат на стол. На пол посыпались стаканы и тарелки. Никто из цыган даже не двинулся с места. Митя открыл дипломат и стал выкладывать на стол аккуратно сложенные пачки долларов.

— Ого! — сказал Тари — Разбогател?

— Это не мои, — ответил Митя. — Это Седой долги возвращает.

— Ты его видел? — удивленно спросил Тари и тут же махнул рукой, будто сам удивился несуразности своего вопроса.

— Ранен он, — сказал Митя. — Хочет с вами счета закрыть, вот часть денег и отдает.

— Ладно, подумаем, что со всем этим делать, — ответил Тари. — Сильно он ранен?

— Помирает он, — неожиданно для себя сказал Митя.

Эта мысль пришла ему в голову случайно. И это было то решение, которое могло бы остановить цыган. Оно действовало сильнее, чем отданные деньги.

— Ой, врешь ты, морэ! — сказал молоденький цыган, — по глазам вижу, что врешь.

— Чего мне врать, какая польза? Не моя судьба — его!

— Присаживайся, Митя, выпей бравинты, поговорим, — предложил Тари. — Многое обсудить надо. Ты бегаешь туда-сюда, а куда приткнуться, не знаешь. А решить тебе придется. Негоже человеку слоняться между двумя бортами.

— Это верно, Тари, — согласился Митя, — но я бы хотел попросить у вас отсрочки, вроде отпуска, ненадолго. Хочу при Седом побыть, пока он жив.

— Правду говорит, ромалэ, — сказал цыган постарше. — Уважить это надо. При умирающем друге хочет побыть. Он вернется, я верю. А ты, что же, морэ, одного его оставил?

— Нет, с ним баба! Приглядывает.