Ефим Друц - Волки

— А, ну ладно. Тогда посиди с нами, выпей. Время есть. Потом пойдешь.

Митя присел. Ему налили водки, и он залпом выпил.

— Вы, ромалэ, — сказал Митя, — не тревожьте душу мою. Вы меня успели узнать и потому понимаете, что зла вам от меня не будет. Но тут ведь интересы пересеклись. Так распорядилась жизнь или судьба, кто знает? Седой с вами почти в расчете и, если вы думаете взять у него жизнь, то я вам ее не отдам. Бог ее возьмет.

Митя говорил, и ему в самом деле казалось, что Седой умирает от раны, хотя все это он только что придумал. Но цыгане — люди эмоциональные, и они верили ему. Да и кто будет врать о смерти друга?! Это плохая примета, и если говорить о смерти постоянно, то она непременно придет.

— Дэвла — бог цыганский, — сказал Тари, — решил, чтобы Седой умер, и так и будет.

Митя про себя усмехнулся. Душа его содрогнулась от неверия, но он и вида не подал, а только тихо сказал:

— Богу видней, как поступить с человеком!

Цыгане закивали головами. Йончи, пожилой цыган, огладил бороду и посмотрел вокруг:

— Что хочу сказать, ромалэ: судьба у каждого своя, а мы чужих сроду до себя не допускали. И вот так случилось, что Митя с нами. Жизнь чудеса вытворяет. Таборные ему жизнь спасли. Потом он Бамбая от смерти спас, да не уберегся Бамбай. И от кого? От Митиного друга не уберегся. И теперь Митя опять к нам пришел, не побоялся. А ведь не знал он, что у нас в голове? На смерть шел. Должны мы уважать такого человека, а, ромалэ, я вас спрашиваю?

Цыгане молчали, потому что ответа и не требовалось. Никто не может тронуть человека, который пришел к ним сам. Просто так пришел или защиты искать — все одно: он в безопасности. Пока среди рома находится. А покинет их — они решат, как поступить.

— Ты, Митя, в последнее время рядом со смертью ходишь. И не знаешь того, что пока мы здесь говорим, может, на ту хазу, где твой Седой скрывается, уже налет сделали.

Тари помолчал.

— Откуда знаешь? — спросил Митя.

— Свои люди везде есть. За ловэ мать родную продадут.

— Продал пацан? — резко спросил Митя.

— Понимай как хочешь! Если голова есть, разберешься.

Митя рванулся к телефону, набрал номер Алины.

— Слушаю, — раздался ее голос.

— Забирай Седого и уходи, — тихо сказал Митя. — Бери машину и отвези его. Хотя нет. Я сейчас приеду, дождись меня. — И Митя положил трубку.

— Он же умирает, — сказал Йончи.

— Пока еще жив, — ответил Митя и выскочил из комнаты.

— Митя, — послышалось вдогонку, — я подвезу тебя. — Это кричал Тари.

Через полчаса Митя уже был возле дома Алины. Он выскочил из машины и, не оглядываясь, кинулся в подъезд. Тари проследил за Митей взглядом, ничего хорошего не сулящим тому, кто мог причинить ему вред.

Митя открыл дверь своим ключом и сразу же наткнулся на Седого и Алину, уже одетых и готовых к выходу.

— Наконец-то, — воскликнула Алина.

— Ты останешься дома, — приказал Митя. — Пойдем, Седой, я тебе помогу, держись за меня.

Митя снова обратился к Алине.

— Если придут, — резко проговорил он, — ты ничего не знаешь. Меня не знаешь и Седого не знаешь. Я потом отыщу тебя.

— Митя, — крикнула Алина, — а как же мы?

— Помолчи, я все сказал. Найду тебя.

Митя и Седой спустились на лифте, и, пока Седой стоял в подъезде, Митя выглянул наружу. Машина Тари была на прежнем месте. Митя подскочил к ней. Открыл дверцу.

— Слушай, Тари, вот что я тебе скажу. Седого спаси. Меня можете прикончить за то, что я так поступил, но Седого спаси.

Тари кивнул. Митя вернулся в подъезд, вывел Седого и усадил в машину. Тари нажал на газ. Машина резко рванулась с места и затерялась в суматохе города.

Менты опоздали на полчаса. Когда они пришли к Алине, она сидела в кресле и читала журнал мод…

Ехали молча. Митя сидел рядом с Седым на заднем сиденье, искоса поглядывая в окно. Изредка Седой стонал от боли, и тогда Митя поднимал на него глаза и просил:

— Потерпи, Седой.

— Слышь, Митя, — сказал Седой, — а куда нас везет этот цыган?

— Не переживай, Седой, он друг.

— А все же, куда?

Тари ударил по тормозам. Машина остановилась. Встали у обочины.

— Потом пригонишь машину, слышь, Митя, — буркнул Тари, приоткрыв дверцу.

— Читаешь мои мысли, — кивнул ему Митя.

— А чего тут сложного? — пожал плечами Тари. — Боится он меня.

— Он тебя не знает, — пояснил Митя.

— Он всех боится, — повторил Тари.

— Это по-цыгански, — улыбнулся Митя.

— Ошибаешься, морэ, по-цыгански — не бояться всех надо, а быть настороже. Пойду я, без тачки доберусь до своих. А ты отвезешь его, куда ему надо, и машину пригонишь. Лады?

Митя наклонил голову.

— Я приду, Тари, — сказал Митя, — не сомневайся.

— Нет причин, ты сроднился с нами. И потом я уже успел немного понять тебя. Ты никого не продаешь!

Седой молча слушал, переводя взгляд с Мити на Тари, потом отвернулся.

— Бахталы! [15] Бахталы! — Счастья! (цыг.). — сказал Тари, выскакивая наружу.

Митя пересел за руль.

— С Богом! — крикнул Митя, и машина рванулась с места…

Костолом чуть не поперхнулся от удивления, когда увидел Седого и Митю. Он как раз подносил ко рту кусок хлеба…

— Ну, дела! — воскликнул Костолом. — Вот это парочка: гусь и гагарочка…

Вид у Костолома был такой растерянный, что Седой засмеялся.

— Что здесь такого? — спросил он. — Все в ажуре, так и должно быть.

— Не все бывает так, как должно, — ответствовал ему Костолом.

— Философ! — изрек Митя.

Седого уложили на старом диване. Костолом и Митя сидели друг напротив друга на полуразвалившихся табуретках. Взгляд Костолома был тревожным.

— Дружка спас? — наконец вымолвил он. — А кто же тогда продал нас?

— Не вяжись, Колька, — вмешался Седой.

— Нет, пусть он ответит.

— За Гурано следили, а теперь еще и пацан этот раскололся, — сказал Седой.

— Зря ты ему веришь, Седой, я бы на твоем месте…

Костолом не успел закончить — рука Мити сжала ему горло и начала сдавливать его.

— Пусти, козел, — захрипел Костолом, — пусти, убью!

— Хватит, — резко остановил их Седой. — Разойдитесь. Митя, не тронь его, он тебя все одно не поймет. Другой он.

— Смотри, Седой, с пацаном накололся и с этим, — кивнул Костолом на Митю, — ошибешься.

— Моя забота, — ответил Седой. — А пока мы вместе, и ссориться вам вроде бы и не к чему. Всех менты ищут.

— Ладно, — согласился Костолом, — может, ты и прав, Седой. Но с этим, — он вновь кивнул на Митю, — мне еще придется разобраться, чую…

— Ты, Митя, езжай к своим цыганам, отдай им остальные деньги и, если сможешь, уговори их не трогать нас. И без них забот хватает.

— Пойду я, Седой, — сказал Митя, — попробую все сделать, как ты просишь, а что из этого получится — одному Богу известно.

И Митя вышел. Горькое ощущение осталось у него после разговора с Седым. Митей снова овладело постоянно преследовавшее его чувство отрешенности. Не спасала даже Алина. Хотя, конечно, душа его немного оттаяла. Его по-настоящему беспокоило то, что Седой остался с Костоломом, а тот долго не рассуждает — сразу пускает в ход нож или пистолет, для него человеческая жизнь ничего не стоит. Он и себя не щадит, и других не жалует.