Эбигейл Джонсон - Даже если я упаду

Потому что он мой брат.

И я все еще люблю его.

Я люблю его за все, что и пыталась объяснить Лоре, – за наше купание в пруду Хэкмена; за побудки среди ночи, чтобы поиграть во дворе той единственной зимой, когда в Телфорде выпал снег; за то, что в детстве подбросил лягушку в мою коробку с хлопьями, так что я визжала на весь дом, когда она прыгнула в мою миску; за то, что называл меня красавицей, когда я носила брекеты; за то, что обозвал меня говнюшкой, когда я отказалась носить шарф, который Лора связала мне на Рождество; за то, что считал Марка недостойным меня и говорил, что ни один парень мизинца моего не стоит.

Осознание пронзает меня, так что я вздрагиваю. Его сила сравнима с потрясением от правды о той ночи. Эти ощущения нелегко примирить, особенно когда я думаю о семье Кэла. Мой горячо любимый брат причинил им величайшую на свете боль, от которой они уже никогда не оправятся. Я чувствую, как подкрадывается тошнота в ответ на мои противоречивые эмоции и отчаяние, порожденное мыслью, что моим отношениям с Хитом, как их ни назови, тоже конец.

Я стараюсь не думать об этом, когда сижу перед братом, не имея возможности дотянуться до него во всех смыслах этого слова, пока он пытается объяснить, как оказался перед Кэлом с такой ненавистью в сердце.

– Во всем виноват я, – говорит он, шмыгая носом. – И это уже не изменить, что бы я ни говорил тебе. Я буду сожалеть о том, что сделал, до конца своих дней. Я просто не хотел становиться дядей Майком.

Я отшатываюсь.

– Ты… что? – Но думаю, я понимаю, о чем речь, так что его ответ лишь подтверждает мои догадки.

– Он влюблен в маму еще с колледжа и клянется, что она тоже любила его, пока не встретила отца.

– Джейсон. – В моем голосе столько грусти, когда я произношу его имя. – Это не одно и то же. Мама совсем недолго встречалась с дядей Майком, а вы с Эллисон были практически обручены.

– И все равно она выбрала его.

Я не знаю, имеет ли он в виду, что мама выбрала папу или что Эллисон выбрала Кэла, но при всей моей любви к дяде Майку будущая параллель кажется мне смехотворной.

– Но ты бы встретил кого-нибудь еще. Ты бы не стал таким, как дядя Майк, и… и…

Но Джейсон просто смотрит на меня, пока я не замолкаю, вспоминая, как он сорвался в разговоре со мной по телефону, когда узнал, что я встречалась с ней.

– Я бы стал, – говорит он с такой убежденностью, что еще одна слеза скатывается по моей щеке. – Я бы тоже любил единственную девушку всю оставшуюся жизнь, стоял рядом с тем, кого она выбрала, на ее свадьбе, играл роль крестного отца для их детей, проклиная судьбу за то, что они не мои. Я бы, наверное, тоже уходил в запой, когда становилось бы невмоготу. Я бы смотрел на нее и каждым вздохом переживал потерю.

– Ты не можешь этого знать, – говорю я, но мои возражения звучат слабо даже для моих собственных ушей.

Взгляд Джейсона скользит мимо меня, ни на чем не фокусируясь.

– Когда дядя Майк напивался в стельку и падал без чувств у нас на диване, что он называл ошибкой всей своей жизни?

Он не заставляет меня отвечать, хотя я знаю ответ так же хорошо, как и он.

– Отпустить любимую женщину без борьбы.

Слезы уже текут по моему лицу.

– Он не имел в виду… Джейс, он никогда не имел в виду…

Голосом чуть громче шепота Джейсон произносит:

– Иногда я в этом не уверен.

Я прижимаю ладонь ко рту. Неужели Джейсон думает, что Майк хотел бы сделать с папой то же, что сам он сделал с Кэлом? Его взгляд снова фокусируется на мне. И в тот же миг слезы, которые он так долго сдерживал, вырываются на волю. Теперь я одна борюсь со слезами. Ему нельзя здесь плакать. Я знаю, что нельзя, даже если он вдруг забыл. И если я расплачусь вместе с ним…

– Не надо, – говорю я, часто моргая, чтобы высушить слезы. – Не надо. Джейсон, тебе нельзя.

На мгновение мне кажется, что я прошу слишком многого, что он дошел до края и его больше не волнует, что будет с ним, как только я уйду. Но тут он снова шмыгает носом и вытирает один глаз плечом, чтобы не привлекать лишнего внимания.

Я выдыхаю.

– Нет, – говорит он. – Я знаю, дядя Майк никогда не думал ни о чем подобном. Я знал это, даже когда нож лежал в моей руке. – Он опускает голову, чтобы ни один человек в этой комнате, даже я, не смог увидеть его лицо. Но мне не нужно его видеть, достаточно того, что я слышу слезы в его голосе. – Потому что теперь у меня нет никого из них. Девушка, которую я люблю, ушла так же, как и он. Если бы я подумал об этом хотя бы еще один день, до меня бы дошло, что любить ее по-настоящему – значит желать ей счастья, пусть даже не со мной.

Я прикусываю щеку изнутри, надеясь, что внезапная резкая боль не даст моим глазам снова наполниться слезами. Я хочу сказать что-нибудь ободряющее, что прогонит его печаль, но больше не могу придумывать для него всякие байки. Теперь я знаю, что никогда не смогу. Мой голос становится хриплым, когда я наконец нахожу слова, не знаю, насколько правильные, но других у меня нет.

– То, что ты сделал… Джейс… – Я подавляю всхлип. – Это чудовищно. Теперь я понимаю, но не могу… тебе нужно не мое прощение. Да ты и сам это знаешь. Но я люблю тебя. Ты – мой брат, и я всегда буду любить тебя.

Он не сразу поднимает на меня глаза, и я успеваю взять себя в руки. Он незаметно вытирает лицо, но, когда встречает мой взгляд и его пальцы дергаются на столе в мою сторону, я благодарна тому, что их сдерживает.

– Я хочу, чтобы ты спала по ночам, Брук. Теперь ты сможешь заснуть… теперь, когда все знаешь?

После короткой паузы я киваю, но беда в том, что история, которую он мне рассказал, неправильная и грустная, и мне так отчаянно, до боли, хочется изменить прошлое для всех нас, что я не знаю, покинут ли меня когда-нибудь ночные кошмары.

Когда часы посещения заканчиваются, Джейсон с душераздирающей неуверенностью вскидывает руки.

Я не должна его обнимать, мы оба это знаем. Достаточно, более чем достаточно того, что я вообще к нему пришла. Я не чувствую себя готовой обнять его, когда мне так тяжело даже просто смотреть на него. Я люблю своего брата, люблю, но он все равно совершил непостижимое зло. Он убил человека, как уверяет, дорогого для него, и эта потеря мучает того, кто глубоко небезразличен мне.

Я не готова обнять брата.

Но говорю ему, что через неделю снова приеду навестить его.

Я разве что не падаю в поджидающие меня объятия Мэгги, когда добираюсь до парковки. Она забирает у меня ключи, чтобы сесть за руль и позволить мне безобразно реветь почти всю обратную дорогу. На подъезде к Телфорду она съезжает на обочину и колдует над моим лицом, приводя его в божеский вид, так что теперь никто и не подумает, что я проплакала несколько часов.

– Спасибо, – говорю я, когда она закрывает косметичку, которую заранее упаковала мейкапом моих оттенков. Она, очевидно, знала раньше меня, что прощение – дело решенное.