Мишель Макнамара - Я исчезну во тьме [Дело об «Убийце из Золотого штата»] [litres]

Записи в ее блоге вызвали интерес со стороны новостных каналов кабельного телевидения, затем – программы «Дейтлайн» Эн-би-си, которая заказала ей повторные интервью с подозреваемыми по делу об убийстве, где фигурировали мормоны и «черные вдовы». Лица, представляющие интерес, упорно молчали, когда к ним обращались от имени крупного канала, но охотно разговорились, отвечая на вопросы блогера. Они просто не подозревали, что их собеседница изобрела мутантную, более экспансивную форму расследования убийств. И выложили ей все.

Выслушав меня, Фил ненадолго задумался. А потом сказал: «М-да, это шоу гораздо интереснее того, над которым мы работаем. А может, сделаем твою жену в сериале организатором вечеринок? Как тебе?»

А теперь – более универсальный пример уникальности Мишель. Мы существуем в культуре вождения пальцами по экрану, мгновенных отображений, заголовков-приманок, споров длиной 140 символов и тридцатисекундных вирусных видео. Привлечь чье-либо внимание легко, но почти невозможно его удержать .

Мишель имела дело с предметом, который требует постоянного, зачастую никак не вознаграждаемого внимания и лишь в этом случае приносит некое удовлетворение или достигает завершения. Чтобы добиться хотя бы небольших успехов, ему необходимо внимание не единственного читателя, а десятков полицейских, добытчиков информации, и гражданской журналистики.

Мишель завоевала и удерживала это внимание с помощью безупречного, захватывающего литературного стиля и таланта рассказчика. В ее текстах понятна точка зрения каждого, среди ее персонажей нет вымышленных. Со всеми этими людьми она знакомилась, сопереживала им, не жалела времени, чтобы увидеть их по-настоящему: полицейских, выживших жертв нападения, безутешных родных и, как бы трудно мне ни было вообразить это, даже ущербных и вредоносных насекомых вроде «Убийцы из Золотого штата».

Я все еще надеюсь, что он услышит, как за ним захлопнется дверь камеры. И надеюсь, что Мишель тоже каким-то образом услышит это.

На прошлое Рождество наша дочь Элис открыла подарок, который оставил для нее Санта. Элис была счастлива, разворачивая маленький цифровой фотоаппарат и разбираясь с настройками. Забавный подарок. С Рождеством, детка!

Позднее тем же утром Элис спросила вдруг ни с того ни с сего: «Папа, а почему у Санта-Клауса твой почерк?»

Мишель Эйлин Макнамара покинула нас. Но оставила после себя маленького детектива.

И тайну.

Пэттон Освальт

Херндон, Виргиния

2 июля 2017 года

Ты был твоим приближением – глухим стуком о доски забора. Внезапным холодом из-за взломанной и открытой двери в патио. Запахом лосьона после бритья, расплывшимся по спальне в три часа утра. Ножом, приставленным к шее. «Не шевелись, а то убью». Их встроенные системы обнаружения угрозы подавали лишь еле слышные сигналы сквозь глубокий сон. Никто не успевал даже сесть. Пробуждение означало понимание, что они стали заложниками. Телефонный провод перерезан. Из оружия вынуты патроны. Веревки приготовлены и выложены. Ты навязывал действия, оставаясь на периферии зрения, как неясное видение в маске и странные, судорожные вдохи. Твоя осведомленность ошеломляла их. Точным жестом ты поднимал руки к выключателям, которые трудно найти на ощупь. Знал имена. Количество детей. Места встреч. Предварительное планирование обеспечивало тебе решающее преимущество, потому что когда твои жертвы пробуждались от слепящего света фонарика и слышали угрозы, произнесенные сквозь зубы, ты всегда оставался для них незнакомцем, а они для тебя – нет.

Стук сердца. Сухость во рту. Твой телесный облик оставался невообразимым. Ты был мимолетным ощущением твердой подошвы обуви. Пенисом, смазанным детским лосьоном и сунутым в связанные руки. «Постарайся как следует». Никто не видел твоего лица. Никто не чувствовал всю тяжесть твоего тела. Жертвы с завязанными глазами ориентировались по обонянию и слуху. Цветочный запах талька. Оттенок корицы. Звяканье колец шторы. Вжиканье молнии на спортивной сумке. Стук рассыпавшихся по полу монет. Скуление и всхлип: «Мамочка!» Мелькание теннисных туфель из темно-синего нубука.

Лай собак, удаляющийся в западном направлении.

Ты был тем, что оставлял после себя: вертикальным разрезом длиной четыре дюйма, проделанным в сетке на окне дома на Монклер-Плейс в Сан-Рамоне. Топориком с зеленой рукояткой на живой изгороди. Куском шнура, висящим на березе. Пеной на пустой бутылке из-под крепкого пива «Шлиц» во дворе за домом. Мазками неизвестной синей краски. Кадром номер четыре на катушке фотопленки номер три в управлении шерифа округа Контра-Коста, снятым в том месте, где, как они считали, ты перебрался через забор. Побагровевшей правой рукой девушки, которая на долгие часы потеряла чувствительность. Очертаниями лома в пыли.

Восемью проломленными черепами.

Ты был вуайеристом. Терпеливо изучал привычки и распорядки. Ты совершил нападение в первую же ночь, когда мужа, работающего диспетчером, перевели в ночную смену. Под окном ванной на месте преступления в доме номер 3800 по Торнвуд-драйв в Сакраменто обнаружились следы подошв с узором в «елочку», оставленные там за четыре-семь дней до этого. Полицейские заметили, что с того места ты мог заглядывать прямиком в спальню жертвы. «Трахни меня, как своего старика», – шипел ты, словно зная, как именно это происходило. На одну девушку ты надел туфли на шпильках – иногда то же самое она проделывала в постели со своим бойфрендом. Ты забирал на память поляроидные снимки с изображениями жертв в бикини. Рыскал повсюду со своим слепящим фонариком и отрывистыми, повторяющимися фразами; ты представлял себя и режиссером фильма, и кинозвездой.

Почти все жертвы описывали одну и ту же сцену – момент, когда они чувствовали твое возвращение после разгрома, который ты учинял в другой комнате или части дома. Не было ни слов, ни движений, но они знали, что ты стоишь над ними, представляли себе твой безжизненный взгляд сквозь два отверстия в лыжной маске. Одна жертва почувствовала, что ты уставился на шрам на ее спине. Долгое время ничего не слыша, она подумала: «Ушел», – но едва успела вздохнуть с облегчением, как острие ножа прошлось по краю шрама.

Фантазии наполняли тебя адреналином. Воображение компенсировало то, чего недоставало в твоей реальности. От тебя разило неполноценностью. Одна жертва попробовала прибегнуть к реверсивной психологии и прошептала: «А ты хорош». В изумлении ты резко отстранился. От твоей бравады крутого парня попахивало блефом. В твоем шепоте сквозь зубы слышалась дрожь, иногда заикание. Еще одна жертва рассказала полиции, как ты на миг схватился за ее левую грудь: «Как за дверную ручку».