Мария Спасская - Мистическое кольцо символистов [litres]

Еще пару лет назад Лев, не задумываясь, оставил бы магазин на деда, но в последнее время старик сильно сдал. Захар Акимович вдруг начал подозревать покупателей в намерении обворовать магазин, забрав самые ценные книги. Кричал, что уже не досчитался одной ценнейшей инкунабулы, принадлежащей перу великого Агриппы. И, под воздействием обуревающих его фантазий, то и дело выбегал из-за прилавка, плакал, трясся, сыпал проклятиями и ругательствами, а иногда и кидался на посетителей с кулаками.

Покупатели, пугаясь, спасались бегством, распуская по Москве слухи о безумном торговце старинными книгами на Лубянской площади и лишая семью и без того скудной выручки. И Лев предпочитал не оставлять деда за прилавком, а, когда намеревался уйти, уводил старика в зал оккультной литературы, усаживал в кресло, доставал с полки одну из его любимых книг, наливал вина, дожидался, когда того сморит сон, запирал магазин и отлучался по своим делам. А чаще всего даже не по своим, а по делам Анны Минцловой.

Одинокий посетитель задержался у стеллажа со сборниками стихов и стал разглядывать томик Бальмонта, но вскоре утратил интерес и двинулся вдоль полок дальше. Устав бродить по магазину и так ничего и не купив, юноша направился к выходу. Толкнул скрипучую дверь, и отступил в сторону, пропуская процессию из трех человек. Первым в магазин вошел чиновник сыскной полиции в синем форменном кителе, затем – хрустящий хромом автомобилист с очками-консервами поверх ушастой кепи. А чуть приотстав, втащил в торговый зал киноаппарат на треноге спортивного вида господин в легком бежевом френче, какие часто используют для игры в гольф. В комплекте к френчу шли бриджи с застежкой под коленом и рыжие, на толстой каучуковой подошве ботинки из кожи бегемота, вместе составляя норфолкский костюм.

Парнишка в клетчатой кепи выскользнул на улицу, а вся троица пересекла просторный зал и остановилась перед прилавком, рассматривая Льва, причем обладатель норфолкского костюма установил треногу в центре зала и начал беззастенчиво вертеть ручку киноаппарата, снимая магазин.

– Позвольте представиться, – заговорил тот, что был в синей форме, рассматривая Льва так, словно бы сравнивал с имеющимся описанием. – Начальник следственного отдела сыскной полиции Чурилин. А вы, насколько я могу судить, букинист Лев Тихомиров?

Лев приятно улыбнулся и любезно проговорил:

– Совершенно верно, Тихомиров перед вами. Чему обязан вниманием сыскной полиции, а также синематографиста?

– Я здесь по заданию полиции, – не отрываясь от глазка видоискателя, вымолвил спортивный господин.

– Скажите, господин Тихомиров, вам знакома госпожа Амалия Коган? – приступил к опросу Чурилин.

– Не имею чести знать.

– А вот Амалия Карловна вас знала. Даже записку вам оставила, прежде чем свести счеты с жизнью. Ротмистр, прошу вас, предъявите документ.

Хромовый автомобилист расстегнул увесистый портфель, вынул помятый тетрадный лист и протянул начальнику.

– Извольте взглянуть, – проговорил Чурилин, передавая бумагу букинисту в руки.

Лев пробежал глазами криво накорябанный текст предсмертной записки Амалии и с недоумением пожал плечами.

– Никак не возьму в толк, о чем идет речь.

– Где вы были нынешней ночью?

– Дома. Спал. В полпервого, как пришел домой, так и улегся. Устал очень. Разносил заказы по клиентам.

– А к Амалии Коган вы не заходили? Швейцар утверждает, что вы часто ей книги доставляли.

– Вы лучше адрес назовите, по именам клиентов я не помню.

– Вас видели на Никольской улице в доме генеральши Ермаковой около полуночи. Вы заходили к госпоже Коган в третий этаж. Затем спустились вместе с Амалией Карловной, вместе покинули дом и отсутствовали минут двадцать. Потом вернулись, проводили госпожу Коган до лифта и ушли.

– Ну да, конечно. – Лев сделал вид, что вспомнил. – Все так и было. Только я не знал, что последнюю клиентку звали мадемуазель Коган. Я принес ей заказанные книги, и у покупательницы не оказалось сдачи. Мы вышли на улицу и долго искали извозчика, который согласился бы сделать размен. А как только деньги разменяли, так сразу я проводил клиентку до лифта и пошел домой. Спать.

Чурилин недоверчиво взглянул на собеседника, спросив:

– И вам не кажется странным, что поднявшись к себе в квартиру, Амалия Коган поставила перед собой похищенную банку с головой погибшего террориста – из письма мы знаем, что зовут его Аркадий Пряхин, написала вам вот это самое письмо и приняла яд?

– Не понимаю, зачем эта женщина так поступила, – со всей отпущенной ему искренностью ответил букинист. И, пожав плечом, добавил: – Она была пьяна. Может быть, в этом все дело.

– Значит, заспиртованную голову вы вместе с Амалией Коган из сторожки протоиерея не похищали?

– Конечно, не похищал. Для чего мне?

– И вам ничего не известно о поэтах Зорине и Рюмине?

– Само собой, не известно. Я знаю поэтов Бальмонта, Брюсова, Блока. А имена тех, о которых вы говорите, впервые слышу.

Следователь помолчал, что-то прикидывая, и мрачно осведомился:

– А если мы устроим вам встречу с Зориным и Рюминым и поэты вас опознают?

– Пожалуйста, буду только рад, – широко улыбнулся Лев. И тоном человека, который знает, о чем говорит, продолжал: – Но я бы на вашем месте не стал полагаться на слова поэтов. Это люди особого толка. Фантазеры. Мечтатели. Каждый день ко мне заходят всевозможные сочинители самых разных мастей, и каждый со своими причудами. Может, эти двое – Зорин с Рюминым – чем-то на меня обижены и захотят оклеветать?

– Ну а госпоже Волынской сыскная полиция может доверять? Если мы спросим у Ольги Павловны, кто просил ее отнести в издательство «Скорпион» стихи, подписанные псевдонимом Александр Зорин? Что будет, если Ольга Павловна укажет на вас?

На душе сделалось тошно, но Лев подумал, что не сегодня завтра все будет кончено. Он вместе с Минцловой уедет из России в Ассиз, и все, что скажет Ольга Павловна, не будет иметь никакого значения. И Лев все так же добродушно проговорил:

– Простите, не имею чести быть знаком с этой дамой. Как вы сказали? Госпожа Волынская? Видел как-то раз ее мельком в доме графини Святополк-Червинской. Не более того. Оттого и не берусь судить, можно ли доверять госпоже Волынской.

– Ну что же, господин Тихомиров, попрошу вас никуда из Москвы не отлучаться, – скучным голосом протянул Чурилин. – Полагаю, вас вызовут в сыскное отделение в самые ближайшие дни. Желаю здравствовать.

– Счастливо оставаться, – притопнул сапогами хромовый ротмистр, помогая приятелю свернуть киноаппарат и сложить треногу.

Дождавшись, когда стукнет, закрываясь за посетителями, дверь, Лев заперся на ключ и, вернувшись за прилавок, погрузился в раздумья. Ах, как нехорошо! Скверная баба все-таки отравилась, хотя он и просил Амалию держать себя в руках. Думал, что его участие и помощь в похищении головы погибшего Аркаши благотворно повлияют на расшатанную психику «мадемуазель Витроль». Но нет. Не помогло. Амалия все же покончила с собой, хотя обещала спрятать голову Пряхина подальше и категорически отрицать свое участие в ночном налете на сторожку протоиерея. Знал бы, что так по-дурацки получится, не потакал бы низменной страсти, передавая любовные записочки в бульварных романах. Выходит, правильно революционные товарищи не одобряли общения Аркаши Пряхина с декаденткой.