Лорен Оливер - Сломанные вещи

Оуэн похож сейчас на горящую спичку. Его волосы стоят торчком, он словно искрится от возбуждения.

– Ну вот и вы, – говорит он. – Идем.

– В чем дело? – беспокоюсь я. – Что произошло?

Он уже идет обратно к дому. И едва-едва поворачивает голову, чтобы ответить.

– Это все Эбби. Она кое-что нашла.

Тогда

Густо и косо валил снег, и мы каким-то образом заблудились. Мы ходили в лес уже сотню раз, проходя мимо одних и тех же деревьев, запоминая путь по приметам, среди которых были и пни, и впадины, и купы вереска, и древние стены, рассыпавшиеся и превратившиеся в груды камней, но снегу быстро навалило так много, и он оказался так чист и бел и настолько густо окутал все вокруг, что мы все-таки заплутали.

Если твое детство проходит в Вермонте, ты неизбежно слышишь истории о людях, которые застряли в снегу; о тех, кто отошел от своих машин и потерялся в непроглядной белизне. Истории о людях, которые замерзли насмерть просто потому, что пошли гулять в лес, такой же, как этот, пошли, как следует не подготовившись, полные самонадеянности, и, покрывшись потом, превратились в сосульки. Как глупо. Вполне возможно, мы находились всего в четверти мили от Брикхаус-лейн, но чем дольше мы бродили, тем менее узнаваемым становился окружающий пейзаж. Только пустые пространства, белые от снега. Как будто снег все стер. Он также стирал и нас.

– Ты делаешь это нарочно, – говорю я Саммер. Я была уже недалека от паники. – Отведи меня назад. – Она водила нас кругами – я была в этом уверена. Чтобы наказать нас за то, что мы захотели вернуться домой.

– Я не нарочно, клянусь, не нарочно. – Кончик носа Саммер был покрыт красными и белыми пятнами – первый признак обморожения. И по тому, как она сказала, что не нарочно, я поняла – Саммер говорит правду, но из-за этого я только испугалась еще больше. Миа плакала, но делала это беззвучно, и слезы и сопли текли по ее лицу ко рту. И вокруг ни единого шороха, одна только беззвучность снега, поглощающего звуки наших шагов, поглощающего нас самих.

– Мы заблудились. – Когда Миа наконец выразила это словами, я быстро повернулась к ней, словно она выругалась.

– Ничего мы не заблудились, – сказала я. Снег сыпался с моих волос, лед образовал корку на ресницах. – Мы просто должны идти дальше.

Нам не оставалось ничего другого, как идти и идти по заснеженным пространствам, надеясь узнать хоть какой-нибудь ориентир. Снег жег наши щеки, как зажженные сигареты. Снег растягивал время, превращая его в безмолвие. Миа плакала и плакала, пока у нее не заболело горло, Саммер же оставалась на удивление спокойной, и глаза ее были устремлены в небо, словно она ожидала, что указание, куда идти, придет к ней с небес.

А потом деревья вдруг ушли назад, как солдаты при отступлении, и мы поняли, что каким-то образом ухитрились обогнуть южную сторону длинного поля, пройдя в нескольких сотнях ярдов от сарая, но не заметив его. Мы были менее чем в пяти минутах ходьбы от дома Саммер. От облегчения Миа закричала, и я помню, что даже сама чуть не разразилась слезами. Но заледенели даже мои глазные яблоки. Слезы замерзали и не текли. Только одна Саммер оставалась спокойной, по-прежнему уставившись в небо, с которого сыпались снежные хлопья, и в размытый белый ландшафт, как будто там спрятались тайны, которых нам никогда не разгадать.

А когда на поле, на полпути через него, мы нашли ворон – двух замерзших, погибших уже давно, потому что их нанизали на заостренную палку, похожую на пику каких-то древних воинов, предупреждающих остальных, чтобы они не заходили на их территорию, и одну, находящуюся на последнем издыхании с глубоко вошедшей в тело дробинкой – Саммер только страшно улыбнулась.

– Это Лавлорн, – сказала она, когда я взяла на руки эту бедную птицу, эту несчастную бессловесную невинную ворону, а Мию, зажимавшую рот пальцами, стошнило. – Неужели ты не понимаешь? Лавлорн не хочет нас отпускать.

Саммер, Бринн и Миа заключили пакт о том, что никогда никому не расскажут про Лавлорн. Это будет их секретом. Секреты – как клей. Они скрепляют воедино.

Наши дни

После удушливой жары, царящей снаружи, дом Оуэна кажется слишком ярко освещенным и пустым, как музей. Эбби восседает на оттоманке, Миа и Оуэн сидят на разных концах обитой кожей тахты. В середине тахты лежит подушка. Руки Миа прижаты к верхней части бедер, как будто она старается убедить свои ноги не уносить ее отсюда прочь. Я сажусь на стул, стоящий в противоположной части комнаты, имеющий прямую спинку, неудобный и, вероятно, предназначенный только для красоты.

Уэйд выглядит так, словно ему удобно. Его длинные ноги вытянуты вперед, обувь он снял, и теперь видно, что на нем надеты разные носки, причем один из них красный, с изображением пингвинов. Он то и дело шумно прихлебывает свой кофе.

– Когда мы еще только говорили о том, кто убил Саммер, Бринн предложила называть его Фантомом. – Голос Эбби отдается эхом от каждой из четырех голых стен. – И с самого начала это прозвище казалось подходящим для убийцы. А знаете почему? – Эбби начинает считать, загибая пальцы. – Во-первых, Саммер была одержима Фантомом. Во-вторых, она начала думать, что именно от него ей грозит реальная опасность. В этом и состояла суть того дня в лесу, верно? Саммер ведь хотела принести ему жертву? – Она смотрит на Миа, чтобы та подтвердила.

– Верно, – говорю я, чтобы заставить ее посмотреть на меня. Она так и делает, но только на секунду. На ее лице выражение смущения – как будто она случайно увидела, как кто-то писает.

Она поворачивается к Уэйду.

– Сколько раз упоминается Фантом в первоначальной книге про Лавлорн?

– Пятьдесят два, – отвечает Уэйд, потом добавляет, как будто это неочевидно и так: – Я считал.

– А в «Возвращении в Лавлорн» в одной-единственной главе Фантом упоминается более сотни раз. Так что давайте исходить из предположения о том, что мы с самого начала были на верном пути. Фантом действительно и есть убийца. Этот человек вписал себя в фанфик точно так же, как в него вписали себя все вы. – Эбби обводит взглядом комнату, словно ожидая, что мы будем возражать. – В тексте должны быть зацепки – детали, которые показывают, кем это существо было в реальной жизни. Как бородавка над правой бровью у великанши Марципан соответствует такой же бородавке у вашей учительницы математики миссис Марстон. Ведь у нее была такая бородавка, не так ли?

– Когда она злилась, эта бородавка краснела. – Я думала, что это реплика вызовет смех, но вместо этого Эбби только хмурится и смотрит вниз, на свой блокнот.

– В фанфике фигурирует гном Хинкель, от которого всегда пахнет кисломолочным сыром. И фея Лорелай, у которой настолько пронзительный голос, что ей приходится держаться подальше от всего, что сделано из стекла.