Делия Оуэнс - Там, где раки поют

– Нет, это она их подкармливала каждый день, если удавалось. И всем придумала клички. Помню, одного звали Рыжик. Ну, знаешь, за рыжее пятно на клюве.

– Здесь сейчас, конечно, не тот же самый, – на моей памяти несколько Рыжиков сменилось. Но вон тот, слева, – нынешний Рыжик.

Киа пыталась оживить в памяти сестру, подарившую ей чаек, но видела перед собой лишь лицо с картины. Ну что ж, и на том спасибо.

Она знала, что красное пятнышко на клюве у чаек не для красоты. Птенцы тычутся клювами в пятно, взрослая чайка разевает клюв и отрыгивает им пищу. Если пятно закрасить, родители перестанут кормить птенцов и те умрут от голода. Даже в природе связь между детьми и родителями рвется легче, чем мы думаем.

Они посидели молча, потом Киа сказала:

– Я о том времени мало что помню, ничего не поделаешь.

– Повезло тебе. Пусть так и останется.

Так они и сидели, примолкшие. Без воспоминаний.

Киа приготовила ужин по-южному, по-маминому: спаржевая фасоль с красным луком, жареная ветчина, кукурузный хлеб с хрустящей корочкой, лимская фасоль в молоке и масле. На сладкое – ежевичный пирог со взбитыми сливками и бурбоном, что привез Джоди. За ужином брат спросил, может ли погостить несколько дней, и Киа ответила: оставайся сколько хочешь.

– Эта земля теперь твоя, Киа. Твоя по праву. Нас разместили сейчас в Форт-Беннинге, поэтому надолго не смогу остаться. А когда отслужу, то устроюсь, наверное, на работу в Атланте, и мы друг друга из виду не потеряем, хочу с тобой видеться почаще. Главное для меня – знать, что все у тебя хорошо, больше мне ничего в жизни и не надо.

– Буду рада, Джоди. Приезжай в любое время.

Следующим вечером они сидели на пляже, опустив в воду босые ноги; Киа, против обыкновения, разговорилась и через слово вспоминала Тейта. Рассказывала, как в детстве заблудилась на болоте, а Тейт проводил ее до дома. И про то первое стихотворение, что он ей прочел. И про игру в перышки, и как он учил ее читать, и что теперь он биолог. Он был ее первой любовью, но бросил ее, когда уехал учиться, – оставил ждать на берегу лагуны. На том все у них и кончилось.

– Давно это было? – спросил Джоди.

– Лет семь назад, когда он уехал в Чапел-Хилл.

– Вы после этого виделись?

– Он приходил, просил прощения, сказал, что до сих пор меня любит. Это он меня надоумил писать книги. Приятно видеть его здесь, на болоте, но снова с ним связываться – нет уж, спасибо. Ненадежный он человек.

– Киа, семь лет прошло. Он был мальчишкой, впервые оказался вдали от дома, кругом сотни красивых девушек. Раз он пришел извиниться, сказал, что любит тебя, – значит, не суди его строго.

– Большинство мужчин меняют женщин. А самые непорядочные еще и хвост распускают, завлекают тебя ложью. Потому, наверно, мама и влюбилась в такого, как отец. Тейт не единственный, кто меня бросил. Чез Эндрюс даже о свадьбе речь заводил, а женился на другой. А мне ничего не сказал, я из газеты узнала.

– Жаль, ей-богу, но, Киа, не одни мужчины изменяют. Меня тоже обманывали, бросали, предавали не раз. Ты пойми, любовь далеко не всегда бывает счастливой. Но даже несчастная любовь связывает нас с людьми, а ведь это главное, что есть у нас в жизни, – узы. Взять, к примеру, нас с тобой, мы отыскали друг друга, и представь, у нас обоих будут дети – вот новая цепочка связей. И так далее. Киа, если тебе дорог Тейт, рискни.

Киа вспомнила мамину картину: она и Тейт маленькие, голова к голове, среди бело-розовых цветов и бабочек. Может, это и есть благословение Ма?

На третий день утром они распаковали мамины картины – кроме одной, которую Джоди оставил себе, – и развесили на стенах. В домике сразу стало светлее, будто новые окна открылись. Киа, отступив, разглядывала: снова на стенах мамины картины, разве не чудо? Не все уничтожил огонь.

Она проводила Джоди к пикапу, дала ему пакет с едой, что собрала в дорогу. Оба смотрели в чащу, на тропу – куда угодно, только не в глаза друг другу.

Наконец Джоди сказал:

– Ну, мне пора, но вот мой адрес и телефон, – и протянул Киа клочок бумаги.

У нее ком стоял в горле. Опершись левой рукой о кузов, правой она взяла листок. До чего все просто: бумажка с адресом брата. И до чего удивительно: отныне у нее есть связь с семьей. Телефонный номер: наберешь – и брат ответит. Когда Джоди притянул ее к себе, она напряглась, но – спустя вечность – приникла к нему и разрыдалась.

– Я и не надеялась с тобой свидеться. Думала, ты пропал навсегда.

– Никуда я больше не денусь, честное слово. Если надумаю переезжать, пришлю тебе новый адрес. Буду тебе нужен – звони, пиши, слышишь?

– Да. А ты приезжай погостить, как только сможешь.

– Киа, разыщи Тейта. Он хороший человек.

Джоди махал ей из окна машины, а Киа смотрела на него, улыбаясь и плача. Вскоре он свернул на большую дорогу, замелькала среди листвы красная кабина, как когда-то белая косынка, – и растворилась в зелени.

– Ну вот, опять ее нет, – сказал Джо, постучав по раме сетчатой двери.

Эд стоял на дощатых ступенях, глядя из-под руки сквозь проволочную сетку. Могучие ветви дуба с длинными прядями испанского мха бросали тени на посеревшую от времени островерхую хижину. Сквозь листву хмурилось ноябрьское небо.

– Ясное дело, где-то прячется. Ну и неважно, у нас ордер на обыск. Заходи, и все. Спорим, что дверь не заперта.

Джо отворил дверь, крикнул:

– Эй, хозяева! Это шериф.

Переступив порог, они изумленно замерли, глядя на экспонаты.

– Эд, глянь-ка! Ничего себе! Она, видно, слегка того – как крыса трехглазая.

– Может, и так, зато болото знает как свои пять пальцев. Книги о нем пишет как-никак. Ну, давай за дело. Вот что нам надо искать. – Шериф зачитал вслух небольшой список: – “Красные шерстяные предметы одежды; дневник, календарь или записи с упоминанием места и времени; подвеску с раковиной; корешки билетов на ночные автобусы”. И все оставим на местах, ни к чему тут порядок нарушать. Можем всюду заглянуть, ничего не сломав.

– Да, понял. Да тут настоящее святилище! Аж мурашки по коже.

– Да уж, работенка предстоит адова, – вздохнул шериф, осторожно отодвигая одно из птичьих гнезд. – Начну со спальни.

Работали молча – рылись в платяных шкафах, заглядывали в тумбочки, двигали банки со змеиными шкурками и акульими зубами.

Минут через десять Джо позвал:

– Иди сюда, взгляни-ка на это!

Когда Эд вышел на веранду, Джо сказал:

– Знаешь, что у самок птиц всего один яичник?

– Что ты несешь?

– Вот, смотри. Судя по этим рисункам и записям, у самок птиц только один яичник.

– Черт подери, Джо! У нас тут не урок биологии. Работай, не отвлекайся.

– Подожди секунду. Вот, видишь? Это перо самца павлина, а в записях сказано, что за миллионы лет перья у самцов отрастали все длинней и длинней, для привлечения самок, и в итоге самцы едва могут оторваться от земли. Летать почти разучились!