Валерий Махов - Сезон мести

Лена любила Антона, наверное, даже больше, чем Антон любил Лену. Но у нее были проблемы гораздо более важные, чем устройство личной жизни, и она боялась, что, дав Антону себя увлечь в это дальнее и бесконечное плавание под названием Любовь, она потеряется и растворится в нем.

Поэтому, когда за полчаса до назначенного ею же самой срока раздался телефонный звонок майора Дубцова с требованием седлать своих недоразвитых лошадей и скакать, бросив все, на работу, Лена даже обрадовалась и решила для себя, что это судьба.

После звонка Лены Антон принял душ, побрился и вылил себе на голову ведро дорогого французского одеколона в виде шляпы Наполеона с многообещающим, как ему перевели, названием «Я пришел».

Его приятель руководил вторым ГОМом на крупнейшем в Европе вещевом рынке, поэтому прикид от Армани достался Антону почти даром.

Один раз, придя к приятелю на работу, Антон застал интересную картину, достойную кисти классиков эпохи возрождения малого и среднего бизнеса. В длинной очереди в дежурную часть ГОМа стояли очень специфические клиенты. Почти всех их Антон знал в лицо. Это были представители сложной и уважаемой в преступном мире профессии — карманники. Эти люди пришли, как позже выяснилось в разговоре с другом, не за тем, чтобы написать явку с повинной, а чтобы сдать в дежурку паспорта, удостоверения личности, права и другие личные документы граждан, которые они якобы «случайно нашли». А дело было вот в чем. Здешние менты, не в состоянии справиться с таким распространенным явлением, как кража, приняли чисто большевистское решение: возглавить его! Мало того что они получали свою долю, так еще строго-престрого следили за тем, чтобы «щипачи» сдавали документы обворованных ими лохов. Расчет был правильный. Деньги — дело наживное, а документы — головняк. По радио на рынке то и дело звучали объявления: «Товарищ такой-то, утерянные вами документы находятся в отделении милиции. Просьба зайти и забрать!» Радостный облапошенный фраер, задрав подрезанный «мойкой» подол, срочно бежал в милицию и благодарил сердобольных стражей порядка за проявленные ими бдительность и чуткость. Никому и в голову не приходило писать заявление об ограблении. Да и были ли деньги? Кто знает?

Дело было так хорошо поставлено, что даже видавший виды Антон удивился. А впрочем, способность удивляться в наше время сродни чувству юмора. Это одно из немногих чувств, составляющих нашу защитную оболочку. Ведь гнев делает нас безрассудными, любовь — беззащитными, ненависть — уязвимыми… А удивление и чувство юмора — защищенными.

Итак, прикинувшись денди, Антон за полчаса до назначенного времени с букетом красивых роз, отобранным им лично у неимоверно жадной цветочницы, мужа которой, пьяницу и садиста, он не раз задерживал и приводил в чувство, стоял на площадке у странного памятника под названием «Влюбленным». Дело в том, что на постаменте были весьма бездарно изображены две бесполые, очевидно в детстве сильно переболевшие рахитом фигуры, которые слились в прощальном поцелуе. Издали эти два равносообщающихся глиняных сосуда мало напоминали радостных влюбленных, а вблизи и вовсе были похожи на крах. Глядя на них, Антон вдруг с ужасом понял, что Лена не придет.

И как бы в подтверждение его страшной догадки зазвонил телефон и начальник отдела Дубцов, будь он сто лет счастлив в браке, сообщил об очередном убийстве на их территории. Антон возложил цветы к траурному монументу своих внезапно рухнувших надежд, перезвонил Лене и уехал в райотдел.

В квартире коллекционера Борисова был страшный бардак. Домработница старика, которая и сообщила о случившемся, тихо всхлипывала на кухне и в третий раз пила валокордин. Капитан Кротов уже который раз пытался поговорить с ней по душам, но она только плакала и ничего толком сказать не могла. Все ценные вещи были как будто целы, но разгром в квартире свидетельствовал о том, что здесь что-то искали. Следов взлома на двери обнаружено не было. Похоже, Борисов сам открыл дверь своему убийце или убийцам. Тело старика удобно, даже чуть вальяжно — оказывается, и так можно встретить смерть — полулежало в кресле, словно он принимал гостей и о чем-то с ними беседовал. Глаза были закрыты, а на уже слегка окаменевшем лице застыло спокойное и умиротворенное выражение. И если бы не маленькое пятнышко уже запекшейся крови, проступившее на дорогом китайском стеганом халате, можно было бы подумать, что он заснул.

— Судя по трупным пятнам, температуре тела и другим непонятным для вас признакам, смерть наступила около суток назад. Причина смерти — пулевое ранение в область сердца. Более точное время и причины покажет вскрытие, — сказал, закончив предварительный осмотр, Мухин.

— Да… — Майор Дубцов зябко поежился. — Не разбой, так заказуха. Что за работа такая?! Ни выходных, ни проходных. Когда все это кончится?

— Преступность неистребима, товарищ майор. Нам безработица не грозит, — успокоил Дубцова Кротов.

— Тебе хорошо зубоскалить, ты почти на пенсии. А мне еще год это дерьмо разгребать. Давай не умничай, а иди, поработай с соседями. Сейчас прокурорские приедут, а нам и сказать нечего.

— Это почему же нечего? Вот его личный блокнот с телефонами и координатами родных и близких. Вот мобильный телефон, а вот домашний. Дверь открыл сам. Раз. Выходит, кому-то своему. Два. Вон домработница всхлипывает, что старик подозрительный был, даже показания счетчика снимать не давал. Три. Отсюда вывод: убил кто-то свой, — неестественно бодрым голосом подытожил Голицын. — Значится, пробиваем последние звонки ему и от него, потом работаем с блокнотом. Чай не «Капитал» Маркса, за пару дней одолеем. А если еще удастся узнать, что именно похитили, тогда вообще все просто. Правда, Лена?

— Не правда, Антон. Все настолько сложно, что я уже начинаю подумывать о теоретической, а не о практической криминалистике, — очень серьезно ответила Лена.

— Ну, будет вам. Нет темы для диспута. Кротов — к соседям. Антон — на АТС и к операторам мобильной связи. Лена, ты — к нашим коллекционерам. Пусть скажут, что пропало. Если, конечно, пропало. А я подожду надзирающий орган и постараюсь не выглядеть деревянным болваном. И это невзирая на фамилию. Все. По пони.

У Лазаря Исаевича Шмидта был очень плохой день. Вальщики и жиловщики взбунтовались. Если и бойцы к ним примкнут, работать на мясокомбинате будет некому.

Производство, которым руководил Шмидт, было вредным. Убивать несчастных животных было само по себе, мягко говоря, неприятно, а делать из них колбасы и консервы — вообще противно. Поскольку Лазарь знал процесс приготовления сосисок, сарделек и колбас изнутри, он был вегетарианцем.