Виктория Платова - Из жизни карамели

А ничем.

Просто Рыба-Молот сам по себе человек милый и замечательный. И наконец-то хоть кто-то это оценил!

…Приехавшая ровно через час Вера Рашидовна продолжила укреплять самооценку Рыбы-Молота с прежним рвением.

– Ну, как прошло знакомство с персоналом, Александр Евгеньевич? – первым делом поинтересовалась она. – Если кто-то не устроил, говорите сразу. Выкинем вон и наберем новых.

– Я бы не стал никого выкидывать. – Рыба пребывал в самом благостном расположении духа. – Посмотрим на них в работе.

– Полагаюсь на вас. Только и исключительно. А этот парень… С голландским именем… Он не показался вам странным?

– Ян Гюйгенс? Отличный парень. Поговорили с ним о том о сем. Выяснили, так сказать, гастрономические предпочтения… А что?

– Нет, ничего. Наверное, нужно повнимательнее к нему присмотреться.

– Я уже присмотрелся. Из него выйдет толк, поверьте. Будет на кого оставить ресторан, когда я уеду.

– Уедете? – Губы Веры Рашидовны задрожали. – Не успели приехать, а уже думаете об отъезде?

– Да нет… Просто к слову пришлось.

– Вы уж не пугайте меня так.

– Не буду, – искренне пообещал Рыба.

– Ну что, поедем обедать? – взбодрилась Железная Леди.

Только тут Рыба-Молот вспомнил, что с прошлой ночи ничего не ел. Да и едой корнишоны с залежавшейся колбасой можно было назвать весьма условно. Так, подножный корм, голые, без всякой эстетики калории.

– Не мешало бы перекусить, это точно. А есть здесь приличный ресторан?

– Приличный ресторан еще не открылся. Есть не бог весть какой… Раньше, когда там заправлял Варяг из Москвы, ваш коллега… готовили на уровне.

– А сейчас?

– Сейчас не знаю.

– Будем надеяться на лучшее. – Рыба-Молот был настроен оптимистично. – Только мне нужно заглянуть на квартиру. Взять деньги…

– Нет-нет, – тут же запротестовала Вера Рашидовна. – Я приглашаю.

– Но…

– Никаких «но».

«Никаких «но» получилось у Веры Рашидовны неподражаемо. Как будто кто-то взмахнул перед носом Рыбы-Молота кирасирским палашом. «Никаких «но» было заковано в латы, украшено плюмажем и родовым гербом, пожалованным за многолетнюю безупречную службу. «Никаких «но» своей железной рукой могло держать в узде кого угодно, обращать в бегство врагов и заставлять трепетать друзей. «Никаких «но» пребывало в восхитительном симбиозе с губами Веры Рашидовны, до этого казавшимися Рыбе взятыми напрокат из порнофильма.

Вера Рашидовна была непростой штучкой. Совсем не простой.

– Хорошо, – сдался Рыба.

И они отправились в ресторан.

Который и вправду оказался «не бог весть». Возможно, он задумывался хозяевами как островок необузданного величия и роскоши в стиле римского императора Нерона. Но время роскоши давно прошло, и ее сменил упадок: фрески на стенах облупились и требовали немедленной реставрации, лоснящаяся обивка стульев выглядела убого, полноценные тканевые скатерти заменили на бумажные. И – в довершение ко всему – на каждом столике стояли дешевые низкие вазочки с пластмассовыми цветами, отдаленно напоминающими розовые бутоны.

Пластмассовые розы добили Рыбу-Молота окончательно.

– А еще говорят, что это – символ утонченной красоты и невинного сердца, – сказал он.

– Здешние невинные сердца присели на несколько лет за мошенничество, – пояснила Вера Рашидовна.

– Кормили посетителей тухлятиной?

– Нет, с кухней было все в порядке. Это ведь их побочный бизнес. А погорели они на основном.

– И кто теперь здесь всем заправляет?

– Другие невинные сердца.

Вера Рашидовна углубилась в изучение принесенного официантом меню, а Рыба уставился на фрески. При ближайшем рассмотрении они оказались не слишком удачной копией сикстинских росписей Микеланджело. Правда, неизвестный художник не ограничился простым копированием, но постарался внести в хрестоматийные сюжеты свою собственную новаторскую струю. Так, Адам и Ева из знаменитой сцены грехопадения и изгнания из рая представали перед зрителем не обнаженными, а в национальной ненецкой одежде. А к Древу Познания, которое обвивала полуженщина-полузмея с лицом депутата Госдумы Слиски, были привязаны нарты. В сцене Всемирного потопа над гибельной ветхозаветной пучиной барражировали вертолеты «МИ‐5». И среди изображенных горе-художником пророков Рыбой были замечены президент со свитком в руках и премьер, задумчиво опирающийся локтем на старинный фолиант. Но самыми волнующими, на взгляд Рыбы, оказались сивиллы: тут он нашел целую плеяду голливудских актрис и звезд шоу-бизнеса во главе с Милой Йовович и Памелой Андерсон.

Мила с Памелой удались пакостнику от живописи лучше всего. А вот к Любови Константиновне Слиске он питал явно недружественные чувства.

– Вертеп какой-то, – цыкнув зубом, произнес Рыба. – Шалман.

– Оплот дурновкусия, – поддержала Рыбу Вера Рашидовна. – Пример того, как не стоит оформлять интерьеры.

– Надеюсь, у нас…

– У нас ничего подобного не будет. Только сдержанность и респектабельность. Респектабельность и сдержанность… Раньше, при Московском Варяге, здесь подавали недурное мясо. Закажем мясо?

И они заказали медальоны из телятины для Веры Рашидовны и свинину с брусникой и грибами для Рыбы-Молота. Кроме этого, была подана бутылка красного французского вина и – по просьбе Рыбы – соус, проходивший в меню под интригующим названием «Болванский Нос».

– Может, правильнее было бы читать «Булонский Лес»? – поинтересовался у официанта Рыба, всю свою карьеру специализировавшийся на соусах и истово поклонявшийся именно французской их ипостаси – утонченной и многоингридиентной.

– Правильнее читать, как написано, – буркнул официант. – Горячее будет минут через двадцать. Вино сейчас подавать?

– Подавайте. И сырную тарелку прихватите, – вполне демократично заметила Вера Рашидовна.

Сырная тарелка резко отличалась от тех тарелок, к которым Рыба-Молот привык в других, менее экстремальных заведениях. Во всяком случае, он не нашел там ни бри, ни рокфора, ни камамбера, ни даже пармезана. Сырную лигу представляли сорта, находящиеся в самом низу турнирной таблицы (с угрозой вылета в первый дивизион): костромской, российский, адыгейский и, прости господи, пролетарский колбасный. Наличие в тарелке последнего возмутило Рыбу – равно как и якобы французское вино якобы пятнадцатилетней выдержки, подозрительно похожее по вкусу на портвейн «Три семерки».

– Портвешок галимый, – поморщился Рыба после первого глотка.

– Ага, – мечтательно улыбнулась Вера Рашидовна. – Чернила «Три топора»! Я по молодости столько его вылакала по подворотням – мама не горюй!..

Еще при первой встрече в аэропорту Рыба смекнул, что они с работодательницей находятся примерно в одной возрастной категории. Следовательно, атрибуты их юности (с незначительными вариациями и поправками на пол, окружение и воспитание) вполне совпадают друг с другом. Но представить Веру Рашидовну стоящей в подворотне с бутылкой портвейна в руках!.. А почему бы и не представить? Очень даже. Легко!