Виктория Платова - Из жизни карамели

– Знающие люди, – отделался сущей абстракцией Рыба-Молот. – Мне сказали об этом знающие люди.

– Местные бухарики?

– Зачем же так… Вполне уважаемые члены общества.

– И что же это за общество? Чистых тарелок? – Ян Гюйгенс откровенно издевался над Рыбой.

– Общество в самом широком смысле… Социум, одним словом.

– Бредни. Кликушество чистой воды.

Рыба страстно хотел поверить своему новому знакомому. Но не мог.

– То есть ты утверждаешь, что он не шаман? У него и бубен есть…

– И у меня есть. Висит на стене в качестве артефакта… Это ни о чем не говорит.

– А духи… эти самые нгылека… я видел, как они у Николаши из глаз посыпались.

– Из глаз? – позволил себе усомниться Ян Гюйгенс. – Ненцы считают, что духи заползают в рот, когда человек спит. Так что глаза здесь ни при чем. И вообще… Николаша – порченый.

– Что значит «порченый»?

– То и значит. Неправильный ненец. Из тех, что пытаются дернуть Нга за пипиську и посмотреть, что получится. Рано покинул стойбище, воспитывался в каком-то интернате, где особого почтения к корням не проявляли… Исчезал на несколько лет. Потом снова появился. Уже со своей нынешней женой. Подробностей я не знаю. И думаю, никто не знает. Лучше, конечно, держаться от него подальше, если есть такая возможность.

– Потому что он шаман? – опять завел волынку Рыба-Молот.

– Потому что он – дерьмовый человек.

Дерьмовый, да! Это тебе не отроки, таких не берут в космонавты, а в депутаты Городской думы, выходит, берут?

– Да пес с ним, с Николашей… Меня больше духи волнуют. Эти самые нгылека. Кажется, они имеют на меня виды.

– В каком смысле? – Ян Гюйгенс озадаченно почесал переносицу.

– Вертятся вокруг меня. Создают атмосферу неловкости…

– По отношению к кому?

– Да хоть к кому. К хозяйке, например. Не знаю даже, как объяснить…

– Объясните как-нибудь.

До сих пор Ян Гюйгенс беседовал с Рыбой в довольно снисходительном тоне, но теперь почему-то напрягся. Снова стал чесать переносицу и дергать подбородком, как будто одно упоминание о Вере Рашидовне доставляло ему неприятные ощущения. Или это были не неприятные ощущения, а совсем наоборот?

– Она ведь красивая женщина. – Рыба-Молот начал издалека.

– Очень.

– Прямо-таки роскошная.

– Мечта поэта, – вздохнув, подтвердил Ян Гюйгенс.

– Состоятельная. Была замужем за иностранцами. И как после всех этих… наверняка благородных людей можно было клюнуть на карлика?

– Я называю его крошка Цахес. – На щеках Яна Гюйгенса вспыхнул румянец, губы выгнулись скобкой, а лицо приобрело выражение гадливости, смешанной со страданием. Да-да, Ян Гюйгенс определенно страдал!

– Хотя и говорят, что любовь зла, но не настолько же! – припечатал Рыба-Молот.

– Помрачение, по-другому не скажешь.

«Помрачение» было именно тем словом, которого недоставало Рыбе, чтобы все части картинки сложились в единое целое. Где-то в конце туннеля, заселенного волками и оборотнями, забрезжил яркий свет, и Рыба устремился к нему со скоростью европейского (испано-итальянского) экспресса. Теперь стало ясно, почему Вера Рашидовна, наверняка способная пустить голым в Африку кого угодно, так цацкается с Николашей. Выполняет все его прихоти и терпит откровенную дурь в виде мягких игрушек, Kleineisenbahn и разговоров о политических взглядах и партии власти. И депутатство наверняка было Николашиной прихотью, а «Маргарет Тэтчер Ямало-Ненецкого автономного округа» взяла и оплатила его, памятуя старинное: «Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало». В своем нормальном бизнес – и человеческом состоянии (ведь было же оно когда-то нормальным!) Вера Рашидовна даже не взглянула бы на недопеска Николашу. Как не стала бы лебезить перед Рыбой, пытаясь предугадать его желания и откровенно флиртуя. В нормальном состоянии Веру Рашидовну должны были интересовать совсем другие мужчины – и не только испанцы с итальянцами. Но и беспривязные олигархи вкупе с директорами крупных госкорпораций, а также стриптизеры с фигурами греческих богов.

Во всем виноваты духи нгылека!

Это они раз за разом погружают г-жу Родригес-Гонсалес Малатеста в чуждую ей реальность и заставляют совершать не свойственные ей поступки. В случае с Николашей все ясно: это он, каким-то образом договорившись с волками и оборотнями, заставлял их работать на себя. Но в случае с Рыбой никакой ясности нет! Рыба ни о чем не просил их, а уж о благосклонности Веры Рашидовны – тем более!..

– Это не помрачение, – после некоторых колебаний заявил Рыба Яну Гюйгенсу. – Это духи. Духи управляют хозяйкой, а Николаша управляет духами…

– Вы давно сюда приехали?

– Вчера.

– А до этого что-нибудь знали об этих краях?

– Ничего, – честно признался Рыба.

– Может, вы как-то связаны с изучением религиозных культов? Составляли таблицы сравнительного анализа монотеизма и политеизма? Классифицировали крупные и мелкие божества? Вели курсы по теме и издавали сборники статей?

Далекий от вопросов религиоведения, Рыба-Молот только вздохнул. В отличие от Рахили Исааковны, которая не отлипала от телевизора, когда начинались передачи о сверхъестественном и богословские программы «Благая весть», патронируемые «Свидетелями Иеговы» («свидетелями фиговыми», по меткому определению Кошкиной), он мог предъявить только тщедушное тельце дзэн-чайки Джонатан Ливингстон. Рыба не был истовым верующим, в церковь заглядывал только на Рождество и на Пасху, не придерживался постов (хотя и с видимым удовольствием разговлялся и знал несколько эксклюзивных монастырских рецептов приготовления куличей). Но и сторонником постижения бесовских штучек по типу «альтернативных церквей» и «воссоединимся же, други мои, пред светлыми очами Ярилы-солнца» он тоже не был. Вполне обычный, нерелигиозный человек, которые встречаются на каждом шагу.

– Нет. Не вел, не издавал и не классифицировал.

– Вот и не говорите о том, чего не знаете. Еще скажите, что летающие тарелки существуют.

– Летающих тарелок я никогда не видел, врать не буду. А духов видел.

– Ну да, ну да, – Яна Гюйгенса, по-видимому, стал утомлять бесцельный разговор о духах. И чего это я бисер мечу, – неожиданно осенило Рыбу, – нужно продемонстрировать этому сопляку маленьких охотников, и дело с концом.

Несколько минут он пытался выманить волков и оборотней внутренними приказами, уговорами и увещеваниями, но куда-то подевавшиеся духи и носа наружу не казали. Плюнув на бесплодные усилия, Рыба даже обрадовался: может, и правда нет никаких духов, они только привиделись ему в алкогольном чаду и похмельном угаре. Но чем тогда объяснить поползновения Веры Рашидовны и ее странное желание во всем ему потрафлять?