Виктория Платова - Из жизни карамели

К минусам можно было отнести и женственность цветка (Рыба предпочел бы что-нибудь побрутальнее – тигриную морду или карты, деньги, два ствола). А также странное его возникновение, похожее на заговор сил неизвестной ориентации: хорошо, если силы светлые. А если – темные?

Послюнив палец, Рыба потер синяк с цветком посередине. Боль усилилась, но цветок при этом не исчез. И вроде бы даже стал ярче.

Широко раскрытый зев цветка придавал ему сходство с орхидеей. И – немного – с тропическими насекомоядными растениями, целую колонию которых Рыба видел в одном из натуралистических фильмов компании BBC. Если он – дело рук (вернее – каблуков) Изящной Птицы, то это можно трактовать как послание. Или как два послания, взаимоисключающих друг друга:

• Изящная Птица извиняется за неадекватное поведение, сожалеет о драке и в знак примирения преподносит ему цветок;

• Изящная Птица предупреждает о том, что приближаться к ней опасно. А если Рыба-Молот будет пыркаться, искать встреч и приставать с ненужными разговорами о культуре и искусстве, то его постигнет участь насекомого, которые пачками гибнут в пищеварительном тракте росянок, непентесов и прочих венериных мухоловок.

Рассуждения Рыбы-Молота выглядели абсурдно и смахивали на горячечный бред. Но не был ли бредом сам цветок? Волки и оборотни? Загадочные эсэмэсы от неведомого сотового оператора PGN?.. В Питере ничего подобного с Рыбой-Молотом не случалось, в Питере все было абсолютно разумно, банально и приземленно, без налета нездорового мистицизма. А еще говорят, что Питер – город мистический, Рыба с Рахилью Исааковной просмотрели целую кучу программ на эту тему! Теперь же выходит, что заштатный городишко Салехард по части мистики и «необъяснимо, но факт» дает сто очков вперед творению Петра.

А здесь еще и северные сияния бывают! И полярная ночь!..

Дальнейшее бурение ирреальных пластов вечной мерзлоты было чревато для обоих полушарий мозга и обеих нервных систем – центральной и периферической. Поэтому Рыба решил не драматизировать происходящее, а отнестись к нему как к данности. Рано или поздно ясность наступит, хотя, как утверждал кто-то из киногероев, «ясность – одна из форм полного тумана».

…Вера Рашидовна появилась через час.

Она осторожно поскреблась в дверь, как какая-нибудь горничная. И вошла только после того, как Рыба трижды, на разные лады и с разной степенью громкости произнес: «Да-да, прошу вас! Входите! Не заперто».

– Ну, как устроились? – спросила хозяйка-горничная.

– Великолепно. Право, не стоило так беспокоиться…

– Стоило.

– Я мог бы обойтись чем-то более скромным…

– Не могли. Отдельные пожелания будут?

– Никаких. Разве что… бутылочку минералки на вечер. А сейчас я бы хотел ознакомиться с местом работы, если вы не возражаете.

– Не возражаю. Едемте.

Спустя двадцать минут они уже подъезжали к зданию, в котором расположился вверенный г-же Родригес-Гонсалес Малатеста ресторан. Здание было не лишено европейского лоска (как, впрочем, и большинство зданий центрального квартала) и выглядело вполне респектабельно. На фронтоне красовалась свежеповешенная вывеска:

« НУМБЫМГОЙ».

– Это название заведения? – слегка опешил Рыба.

– Да, – после непродолжительного молчания сказала Вера Рашидовна. И взглянула на вывеску так, как будто видела в первый раз. – Должно быть, название.

– И что означает «Нумбымгой»?

– Э-э… Понятия не имею. Очевидно, что-то специфически ненецкое.

– Национальная ненецкая кухня? – осенило Рыбу.

Перед приездом в Салехард он пытался ознакомиться с основами местной кулинарии и даже посетил несколько тематических сайтов, но ничего утешительного для себя не нашел. В ненецкой кухне царила скудость, слегка задрапированная мороженой рыбой, нерпичьим жиром, оленьим салом и квелыми ягодками на посошок. И – понятное дело – олениной, которая превосходна сама по себе, но составлять сто процентов блюд в меню не может по определению.

– Только не ненецкая! У меня от одного упоминания о ней цинга начинается!

– Но название… Выбирая то или иное название, вы позиционируете и кухню. – Оседлавший любимого конька Рыба наставительно поднял палец.

– Это все Николаша, гаденыш…

– Вы были не в курсе?

– В курсе, – с долей сомнения в голосе произнесла Вера Рашидовна. – Но не думала, что все зайдет так далеко… Впрочем, название можно и сменить.

– Это затратно. – Рыба внимательно осмотрел метровые пластиковые буквы, намертво пришпиленные к металлическому кронштейну.

– Другого выхода нет. А… какое название предложили бы вы?

– Не знаю… В зависимости от того, что за слой населения вы собираетесь привлечь…

– Платежеспособный, естественно.

– …и мы опять возвращаемся к кухне.

– Вам самому какая больше нравится?

– Европейская. Средиземноморская… Русская, в конце концов. Но я бы остановился на средиземноморской.

– Хорошо. Давайте остановимся.

– Так вы согласны?

– Вверяю себя в руки профессионала.

– Теперь прикинем название. Что-нибудь географически соответствующее… «Барселона», там, или «Венеция». Или «Мальтийский сокол». А можно придумать нейтральное, но чтобы выглядело посолиднее. Чтобы обыватель примерно представлял себе, куда идет и сколько денег придется выложить. Это ведь будет дорогой ресторан, я правильно понимаю?

– Не дешевый, – подтвердила Вера Рашидовна.

– Можно назвать заведение «Фаворит». Слово многозначное…

– Можно, – согласно закивала головой работодательница. – Но только такой ресторан в Салехарде уже имеется.

Рыба огорчился: из множества точек общепита, в которых он когда-либо работал, две функционировали под именем «Фаворит» и с этими двумя у шеф-повара А. Е. Бархатова были связаны самые теплые воспоминания. В самом прямом смысле теплые, ведь обе эти точки находились в условно-субтропической курортной зоне между Адлером и Туапсе.

– Тогда «Император».

– Есть такая сауна. Можем посетить ее… в порядке ознакомления с местными достопримечательностями и сферой досуга…

Снова эти эротические нотки! Да еще приправленные томным взглядом коровьих глаз либен клейне Габи из немецкой порнушки!

– Ну, это подождет, – скоренько прервал ненужные поползновения Рыба-Молот, перекладывая руку г-жи Родригес-Гонсалес Малатесты со своего колена на ее собственное.

– Конечно, подождет. – Высоко вздымающаяся грудь и раздутые ноздри Веры Рашидовны недвусмысленно намекали: ждать она может сколько угодно… до разумных пределов.

– Я была замужем за испанцем, – неожиданно призналась она. – А до этого – за итальянцем…

– Здесь, в Салехарде? – ступил Рыба.