Виктория Платова - Из жизни карамели

– Бывают же такие совпадения вкусов! – восхитился Рыба, позабывший о том, что песня «Депеш Мод» вместо сигнала стояла у него на телефоне триста лет назад. И то это была совсем не «Back Celebration», а «Barrel of a Gun».

– Бывают, но редко. – Теперь Панибратец смотрел на Рыбу гораздо более благосклонно, чем в начале знакомства. – Имя-то свое, поди, от страха позабыл?

– От него…

– Теперь вспомнил?

– Теперь да.

Дракон-олигарх поднял перегородку, разделявшую салон, одной силой взгляда, и перед Рыбой снова возникли затылки шофера и секретаря Вадика.

– Данный номер ИНН, – как ни в чем не бывало сказал Вадик, – зарегистрирован в налоговой инспекции Петроградского района города Санкт-Петербург и принадлежит…

– Бархатову Александру Евгеньевичу, – закончил вместо Вадика Рыба. – Бархатов Александр Евгеньевич, 1973 года рождения, – это я. Место рождения – город Шахрисабз Узбекской ССР. Паспорт мой – вот он…

И Рыба, расстегнув молнию и две английские булавки, вытащил паспорт с заложенной в нем салфеткой с автографом Дэйва Гэхана. Каким образом автограф, всегда лежавший отдельно, оказался в паспорте, Рыба-Молот понять не мог, но… Оказался и оказался.

– Отдай паспорт Вадику, и закроем тему.

– С возвратом? Документ все-таки…

Вадик получил паспорт на руки и углубился в свой ноутбук. А дракон-олигарх поведал Рыбе, чем он будет заниматься в самом ближайшем будущем. Это заняло гораздо меньше времени, чем ностальгические рассуждения о «Депеш Мод».

Короткая речь Панибратца сводилась к следующему:

с сегодняшнего дня и до особого распоряжения Рыба-Молот исполняет обязанности семейного повара;

он занимается закупкой продуктов и приготовлением пищи, следит за полноценным рационом и соблюдением санитарных норм;

в случае необходимости (а такая необходимость наступит очень-очень скоро) выезжает с семьей в места отдыха, где исполняет все те же обязанности семейного повара;

с сегодняшнего дня и до особого распоряжения Рыба-Молот проживает в загородном доме Панибратца, с предоставлением ему отдельного жилого помещения;

зарплата выдается двадцать третьего числа текущего месяца и составляет три тысячи условных единиц. Учитывая жилье и полный пансион, это весьма немаленькая сумма.

– Все ясно? – переспросил Панибратец, когда условия работы были оглашены.

– Условные единицы – это доллары или евро?

– Доллары.

– А в случае падения курса?

– В случае падения курса, будешь падать вместе с ним.

Подведя таким образом черту под разговором, Панибратец (силой взгляда) включил аудиосистему, и из динамиков полился «Депеш Мод».

…Загородный дом Панибратца оказался намного внушительнее, чем предполагал Рыба-Молот. Точнее было бы назвать его усадьбой или поместьем – с полутора тысячью гектарами земли, реликтовым сосновым бором, реликтовой березовой рощей, вертолетной площадкой, полем для гольфа и полем ни для чего, но с мельницей в староиспанском стиле. В комплект также входили река, два озера и искусственный горный массив. Силуэт горного массива полностью повторял силуэт горного массива Монблан с одноименной горой в центре композиции.

И посреди всего этого великолепия стоял готический замок, увенчанный двумя башнями – «Южным Панибратцем» и «Северным Панибратцем». О названиях башен, куда никто и никогда не входил, кроме хозяина, Рыба-Молот узнал чуть позже. Как и о том, что из подвала башни «Северный Панибратец» проложен подземный ход в Кремль и по подземному ходу курсирует экспресс. Что курсирует из подвала башни «Южный Панибратец» и куда именно курсирует, доподлинно неизвестно. Но известно, что на территории поместья существуют еще две башни – «Западный Панибратец» и «Восточный Панибратец». Это – башни-призраки, они появляются на закате дня и в совершенно разных местах. В их подвалах тоже существуют подземные ходы, ведущие соответственно в Америку и Китай.

В башни-призраки можно было верить, а можно – не верить, но Рыба-Молот поверил сразу и безоговорочно.

Пока они ехали к замку – мимо Монблана, реликтовой березовой рощи, лыжного трамплина и множества построек неизвестного предназначения, – Рыба-Молот прикидывал, какое количество человек здесь проживает. И сколько детей и жен имеется в активе Панибратца. О моногамности или, напротив, полигамности драконов Рыбе не было известно ничего, но человеческая ипостась его нового хозяина выглядела вполне европейской, следовательно – моногамной.

Одна жена, – решил про себя Рыба, – но не первая, а третья или четвертая. Он их меняет каждые три года, а то и чаще, – обновляет автопарк. Нынешняя жена моложе его лет на двадцать – двадцать пять и является ровесницей его детей от первого брака. Не исключено, что она уже родила ему ребенка, может, даже не одного.

Двух максимум.

Или два раза по двойне.

Или раз по тройне.

Или – р-раз! – и из известного места выскочил один, а потом уже вывалилась тройня.

Вряд ли старшие дети живут с отцом, равно как и их матери, бывшие жены. Итого в семье может насчитываться человек шесть. Плюс обслуга, мамки-няньки, гувернантки, бонны, шофер, составитель личных гороскопов и тренер по верховой езде. Неизвестно почему Рыба-Молот приплел еще и тренера с составителем, но вместе с ними стадо возросло до двадцати голов.

Готовить на двадцать человек ему, профессионалу с пятнадцатилетним стажем, не составит особого труда.

Успокоенный этими подсчетами, но в большей мере – жалованьем в три тысячи у. е., Рыба-Молот посмотрел на свое будущее с оптимизмом. Непонятно было только, как в это будущее затесалась прививка от малярии, но заморачиваться ею в текущий момент времени Рыба не стал. Что будет – то и будет, а чему быть – того не миновать.

Нельзя сказать, что Молотовская дедукция сработала на все сто процентов, так – на тридцать-сорок. Но и это можно было считать достижением, учитывая сложность и запутанность внутривидовых связей драконьего семейства.

У Панибратца действительно оказалась одна жена (седьмая по счету), но ей было значительно больше двадцати. Тридцать пять или около того. Жену звали по-простецки – Мария Сергеевна, сама же она просила звать ее Мари и постоянно намекала на французские корни. И на родство со скульптором Огюстом Роденом по отцовской линии и с актером Жаном Габеном по материнской. Ни особой красотой, ни особым умом Марь-Сергевна не отличалась – и было совершенно непонятно, чем она прельстила великого дракона Панибратца. Вот если бы на ее месте оказалась Изящная Птица, – уже привычно рассуждал Рыба-Молот, тогда бы и вопросов не возникло. А так – сплошные вопросы.

Рожа у наследницы Родена с Габеном была абсолютно рязанская, глуповатая и веснушчатая. Несмотря на все ухищрения Марь-Сергевны, кремы, притирки и еженедельную чистку лица при помощи постоянно сменяющих друг друга косметологов (один был даже выписан из Берна), – веснушки не пропадали. А если пропадали, то через день появлялись вновь, в еще большем количестве. От постоянных неудач на фронте борьбы с веснушками характер Марь-Сергевны, и без того не сахарный, испортился окончательно. Домашнюю челядь она держала в ежовых рукавицах, гоняла за сто верст по пустякам и изводила мелочными придирками. Из-за этих придирок, произвольной задержки зарплат и общей несправедливости обслуга частенько делала ноги, не дожидаясь выходного пособия. Приезд в замок одинокого Рыбы-Молота почти совпал по времени с бегством целого семейства молдаван, до того исправно работавших в саду у Панибратца лет пять. Они еще помнили предыдущую, шестую жену хозяина. Тоже не отличавшуюся красотой и девичеством, но (не в пример Марь-Сергевне) обладавшую кротким и покладистым нравом. У шестой жены по имени Марь-Васильна был только один недостаток: она любила пострелять по живым мишеням. Не часто, а раз в месяц, в полнолуние. Стоило лишь наступить этой жуткой лунной фазе, как Марь-Васильна, абсолютно голая, с распущенными волосами и глазами, горящими недобрым огнем, выходила на балюстраду замка со снайперской винтовкой в руках.