Виктория Платова - Из жизни карамели

– Охереть! – протрубил он с высоты в два метра шестьдесят сантиметров. – Охереть! Охереть!..

Рыба на всякий случай заслонился портретом Мартина Лютера Кинга, стоящим у стены.

А Пупу продолжал бесчинствовать: на лету он подхватил трубу от граммофона и с хохотом водрузил ее на голову Рыбы-Молота (даже Мартин Лютер не помог). Второй вираж ознаменовался выбросом в окно одного из ламповых радиоприемников. Причем посыпавшиеся вниз стекла вызвали новый прилив яростных соседских воплей.

Граммофонная труба облепила голову Рыбы достаточно плотно: чтобы избавиться от нее, пришлось приложить немало усилий. И Рыба, занятый спасением трещащего по швам черепа, пропустил тот момент, когда Пупу оседлал лошадь. Нисколько не напрягаясь, в один рывок он оторвал лошадь вместе с пружиной, пропустил ее у себя между ног и снова – теперь уже с главным карусельным персонажем – взлетел к потолку.

– Дранг нах Остен! – как сумасшедший кричал Пупу. – Вива, Эспанья! Вива, Куба! Вива, команданте!

За лозунгами последовали куплет из революционной песни «Бандьера Росса» и куплет из песни Бориса Гребенщикова «Небо становится ближе». Завершился импровизированный концерт песней Земфиры «Мы разбиваемся», исполненной целиком и максимально приближенной по звучанию к оригиналу.

Рыба-Молот, обеспокоенный состоянием Кошкиной, так и не вышедшей из обморока, упал на колени, затем растянулся на полу и пополз в ее сторону, прикрываясь Мартином Лютером, как щитом. Наличие щита раззадорило Пупу, и на Рыбу (вернее, на Мартина Лютера) шлепнулись яблоки из гуся, сам гусь, один из салатов и один из соусов. Последним на горб Рыбы приземлился ламповый радиоприемник, и в позвоночнике несчастного что-то треснуло.

Явно не резинка от трусов, оставленных в Салехарде.

Несмотря на тупую боль в спине, Рыба добрался-таки до Кошкиной, ухватился за ее руку и стал прощупывать пульс.

Пульс прощупывался, но слабо.

Не дай бог в кому впадет, что тогда делать? – содрогнулся Рыба. – Здравствуй, здравствуй, камбоджийская тюрьма!

Стоило ему подумать о камбоджийской тюрьме, как рядом с головой пронеслась латунная фигурка Будды не менее килограмма весом.

Из армейского и последующего ресторанного опыта Рыба знал, что в движущуюся цель попасть гораздо труднее, чем в неподвижную. И, наскоро забросав Кошкину вещами, отвалил подальше, стараясь двигаться по ломаной траектории без малейшей остановки.

Минут через двадцать метательный пыл Пупу несколько угас, а вместе с ним закончились и лозунги. Пупу перешел на стихи Бродского и Райнера Марии Рильке и изрыгание огня из пасти. Ему даже удалось поджечь тайскую ширму, – и если бы не расторопность и находчивость Рыбы, залившего пожар красным вином, – большой беды было бы не миновать.

Еще через полчаса Пупу уронил лошадь и приклеился к потолку наподобие Спайдермена. Рыба посчитал это хорошим знаком, а когда венценосный попросил передать ему сотовый телефон – и вовсе успокоился.

– Ну как вы себя чувствуете? – спросил он у Пупу.

– Охерительно! Слушай, ты гений! Буду тебя продвигать, где только смогу! Тебя и твой энергетический напиток. Это же стратегическое оружие нового тысячелетия! Америка у нас еще попляшет… в хорошем смысле этого слова! Я уже не говорю, что это можно использовать как синтетический наркотик… опять же – в хорошем смысле.

– Злоупотреблять «Чертовым калом» не рекомендуется. – Рыба наставительно поднял палец. – Сильно сажает сердце…

– Да ладно! Сколько той жизни… Вот спроси меня, что выпало в сухой остаток?

– Что?

– Взрыв Госдумы, взрыв Пентагона или камбоджийская тюрьма – помнишь?

– Ну… помню. И что выпало? Камбоджийская тюрьма?

– Ни хера! Перл-Харбор получился, причем с обеих сторон – с японской и с американской.

И хотя у Рыбы было намного больше оснований считать себя пострадавшим в налете на Перл-Харбор, он все же уточнил:

– А с какой стороны ощущения были сильнее?

– Говорю же тебе – с обеих!

Все так же, не отклеиваясь от потолка, Пупу набрал номер и заорал в трубку:

– Слышь, чувак! У меня для тебя охерительная новость! Бросай все свои херовы дела и приезжай немедленно!.. Да мне насрать, что у тебя совет директоров! Ты же знаешь, я тебя по пустякам не беспокою… Короче, приезжай! Жду!..

– Кто-то должен приехать? – спросил Рыба.

– Твой будущий хозяин! Господин Панибратец! Дракон!

– Панибратец?

– Фамилия такая – Панибратец. Тебе что, не нравится?

– Да нет, фамилия как фамилия…

– Запомни, как «Отче наш»: господин Панибратец свою фамилию очень любит и терпеть не может, когда на нее смотрят косо.

– Я не смотрю, – с жаром заверил Рыба. – А кто он такой, этот Панибратец? Кроме того, что дракон?

– Ну как тебе сказать, чувак… Слово «олигарх» тебе о чем-нибудь говорит?

Конечно же, Рыба-Молот знал это слово и даже мечтал одно время работать у олигарха. Но не просто у олигарха, которые, как известно, всегда ходят под дамокловым мечом из-за финансовой, политической и прочей нестабильности, из-за клановых войн и подковерных игр. Он мечтал работать у олигарха, выгодно продавшего свой бизнес, отошедшего от дел и ведущего жизнь рантье где-нибудь в тихой Швейцарии. Или в благословенной Франции с акцентом на Лазурный Берег. Или на предварительно продезинфицированном тропическом острове, где вечное лето, много цветов и по вечерам поют цикады и дельфины. Впоследствии мечта рассосалась сама собой, поскольку реальных выходов на самого завалящего, мелкотравчатого олигарха у Рыбы-Молота не было и быть не могло.

И вот теперь он появился.

А спустя полчаса появился и сам Панибратец.

За время, предшествующее приходу дракона-олигарха, Рыба успел откопать из-под вещевых завалов Кошкину, перенести ее на супружеское ложе и констатировать глубокий отруб.

– Может, «Скорую» вызвать? – спросил он у Пупу, по-прежнему висевшего под потолком в раскоряченной позе человека-паука.

– Да щас! Сама оклемается, не впервой… Главное, что дышит. Дышит?

Рыба приблизил лицо к лицу Кошкиной, потом – к равномерно вздымающемуся и по-прежнему соблазнительному декольте и утвердительно кивнул головой: дышит. Попутно он вспомнил, что в некоторых, чрезвычайно редких случаях вдыхание паров асафетиды вкупе с перцем кубеба и псевдоперцем кумба вызывает необратимые органические изменения в мозгу. Но сообщать об этом венценосному Рыба-Молот не стал. И не из шкурных соображений безопасности для себя, любимого. А потому, что был уверен: органические изменения мозга для Кошкиной не в новинку, это происходит всякий раз, когда она встречает нового гуру: будь то Палкина с Чумаченкой или теперь вот – всесильный масон Пупу. Сам Рыба никогда в число гуру не входил, даром что его сводный брат признан новой реинкарнацией Будды…