Игорь Гранкин - Исцеления не будет. Поэзия земли русской

— Улик почти нет, — разводя длинными руками, протянул Роков. — Собака след не взяла. Отпечатков пальцев много, но все они мало пригодны для обработки. Еще нашли клочок волокна, остался на раме окна, через которое преступник проник в выставочный зал. Кроме того, у стены, вот там, под балконом, обнаружены штатив-трубка и бумажный мешок с надписью «Международный почтамт». В общем, мелочи, хотя и яркие, как грибы мухоморы.

— Это вывод пессимиста, — сказал Костров. — Я вижу, вас сюда снарядили после ночного дежурства.

— Угадали, лейтенант, — проговорил Роков.

— В протоколе осмотра места происшествия не ставьте последнюю точку, — продолжал Костров. — Пойду еще раз осмотрю помещение. Обслуживающий персонал собрали?

Услышав утвердительный ответ, Костров вошел в дом. В небольшом вестибюле, с установленными вдоль стен стульями с откидными сиденьями, было пять человек: три женщины и двое мужчин. Один из мужчин — лет сорока пяти приятной внешности. Светлосерый костюм безукоризненно сидел на его стройной фигуре.

Другой мужчина лет на пятнадцать моложе, но одет он был в помятые коричневые вельветовые брюки, черную рабочую куртку. Небольшая борода и усы говорили о его нежелании бриться. Подойдя ближе, Максим уловил запах перегара и перехватил тревожный взгляд красноватых глаз.

«Из алконавтов», — решил он, вспомнив где-то вычитанное словечко.

Среди женщин была и та старушка, которая по-прежнему занималась вязанием. Зато две другие буквально сверлили глазами вошедшего следователя.

Поздоровавшись, Максим подумал: «Если эта компания причастна к хищению картин, зря их собрали вместе». В это время в помещение вошел Роков и сказал:

— С ними уже беседовали оперативный уполномоченный Жигарь и я. У всех есть алиби. Правильно я говорю, Нина Павловна?

— И тем не менее поближе познакомиться с вами придется и мне, товарищи, — не дожидаясь подтверждения словам Рокова со стороны вздрогнувшей смотрительницы зала, сказал Костров.

Смотрительница подняла на Кострова выцветшие глаза. На мгновение в них вспыхнул огонек любопытства, но тут же погас. Она вяло назвала себя:

— Гришина Нина Павловна. Раньше, до пенсии, работала бухгалтером, а теперь вот здесь сижу.

По ее тону Максим понял, что женщина его не узнала. «Ну что же, пока и не надо», — подумал он и повернулся к мужчинам.

— Заведующий хозяйством Градов Марк Львович, — не дожидаясь вопроса следователя, сказал обладатель отличного серого костюма. — А это — Сергейчук Владимир. Наш сантехник. Вот беда свалилась на мою голову!

— Почему на вашу? — спросил Костров.

— Как же, я стрелочник, — удивился непросвещенности следователя Градов и начал пояснять: — Директор дал команду: организуй выставку. Я взял под козырек, хотя в душе противился этой идее.

— Почему? — спросил Костров.

— А зачем мне эта выставка? У меня и без нее хлопот полон рот. Но против директора не могу выступить. Пришлось прибавить обороты…

— Хорошо хоть не зимой надумали выставку проводить, — вставила Гришина. — А то шубами и дубленками завалили бы. Здесь столько народу за месяц перебывало, что трем гардеробщицам с ними не управиться.

— Мы о ваших заботах еще поговорим, — сказал Костров, чувствуя, что его, как магнитом, тянет в зал, где висели картины Рериха, В это время открылась входная дверь, и в ее проеме показался круглолицый парень с прокуренными усами.

— Жигарь Геннадий Федорович, — представил его Роков. — Из уголовного розыска нашего райотдела.

— Пропал сторож, дежуривший сегодня ночью, — сказал Жигарь после того, как с ним познакомился Костров.

— Как пропал? — удивился Градов.

— Не вернулся домой с дежурства, — ответил Жигарь.

— Это с ним бывает, — проговорил молчавший до этого момента Сергейчук. — Если загуляет, то два-три дня пьет.

— Какой-то кошмар с этими сторожами, — опять заговорил Градов. — Такие ценности вручили, а им ни до чего дела нет. Только бы выпить. Говорил я нашему директору Зарубину Петру Ивановичу об этом. Но профессор есть профессор. Не стал увольнять Хрипина. Пожалел пьяницу.

— А второй сторож дома? — обратился Костров к оперативному уполномоченному, — или тоже в загуле?

— Этот был дома, — ответил Жигарь. — Пока в норме.

— Тоже любит за воротник закладывать, — начал вновь пояснять Градов. — Вот жизнь пошла, на сторожей нельзя положиться.

— Сами виноваты, — произнес Костров, надеясь, что эти слова подтолкнут Градова к самокритике. — Знаете слабости сторожей, а к работе допускаете.

— Нет, извините, — возмутился Градов. — Я докладывал. Сиг-на-ли-зи-ро-вал, но выше крыши не прыгнешь. Директору виднее. Да, в общем-то лучше иметь плохого сторожа, чем никакого.

— За работой сторожа должен быть контроль, — недовольным тоном сказал Роков. — Это ваша прямая обязанность, Марк Львович.

— А я контролировал, — возразил Градов. — Я сигнализировал…

— Ладно, разберемся с вашими сигналами, — прервал его Костров. — Для этого у нас еще будет время. Геннадий Федорович, — продолжил он, обращаясь к Жигарю. — Вы займитесь поисками сторожа Хрипина, а мы с товарищем Градовым еще раз осмотрим зал, из которого украли картины.

По лестнице, ведущей в Рериховский зал, поднимались, не разговаривая. Костров украдкой посматривал на завхоза, пытаясь угадать его настроение. Интерес к Градову возник потому, что он был человеком, отвечающим за проведение выставки в институте. Марк Львович не чувствовал своей вины за случившееся и, пожалуй, хотел выглядеть святее Папы Римского. Интересно, знал ли Градов о неисправности сигнализации? Если да и молчал, то это по меньшей мере основание для увольнения его с работы. А своим местом он вроде дорожит. Ну, а если он сам вывел сигнализацию из строя? Нет. Это отпадает. Слишком на виду Марк Львович. Да и понимает он, что случись кража — его первым начнут трясти. Поэтому-то и писал он свои докладные на сторожа Хрипина.

Совершить преступление, пожалуй, мог Сергейчук. Кострову сразу не понравился этот парень. Встревоженный, подавленный взгляд у него был. Чувствуется, человек слабой воли, как говорится, без руля и ветрил, он имел свободный доступ во все залы, хорошо знал сторожей. В общем, мог соблазниться. И если не на картины, то на деньги, которые могли за них пообещать.

К преступлению мог быть причастен и сторож. Такие люди в пьяном виде способны на все. Из обслуживающего персонала выставки, думал Костров, только двое могли совершить преступление. Но у Сергейчука вроде алиби есть. Выходит, остается один Хрипин. Сделав этот вывод, Максим вспомнил о найденном пакете с надписью «Международный почтамт». Здесь могли побывать и неместные, — подумал он, входя в зал.