Игорь Гранкин - Исцеления не будет. Поэзия земли русской

Осматривая зал, Костров сразу увидел, что выставлено именно то окно, на котором датчик не был присоединен к проводу сигнализации. За батареей он нашел розовый вантуз. Бережно взяв находку кончиками пальцев, Максим положил её в раскрытый Роковым целлофановый пакет.

Градов ходил за Костровым буквально по пятам, повторяя одну и ту же фразу: «Кто бы мог подумать, что такое случится?» В конце концов Кострову надоело его слушать. Он подвел Градова к окну и показал на отключенный датчик.

— Вижу. Но без умысла я. Мне пообещали подключить сигнализацию перед началом выставки. Здесь два дня монтер плюгавенький провода таскал. По моей заявке работал. Ну, закрутился я. Не проконтролировал монтера.

— По меньшей мере это странно, товарищ Градов. Преступной халатностью пахнет, — сказал Костров. А про себя рассуждал: «Похищено десять картин Рериха. Воры проникли в зал через балкон, выставив окно. Они воспользовались тем, что сигнализация была отключена. На балконе в цветочном ящике осталось несколько рыхлых следов, но снять с них слепки не удалось. Криминалист взял грунт на случай, если обнаружат подобный на обуви преступника, которого, кстати, все еще предстояло найти. В нашем активе — еще бумажный пакет, вантуз, кусочек волокна и веревка».

— Да, не густо, — произнес вслух Костров и, обращаясь к Градову, сказал: — Окно можно застеклить. Составьте список оставшихся картин. Затем зал мы опечатаем.

В УПРАВЛЕНИЕ Максим вернулся в шестом часу вечера. Не заходя в свой кабинет, он направился к Антипину. Начальника на месте не оказалось. «Вызвали на совещание в обком, — сказала секретарь отдела. — Велел ждать».

— Ждать, так ждать, — сказал Максим и пошел к себе в кабинет, выпил стакан чаю. Усевшись поудобней в кресле, он принялся за разработку плана одного из дел, находящегося у него в производстве. Писалось легко и споро. Поэтому он вскоре взялся за другой документ. Когда Костров стал корректировать обвинительное заключение, вошел Антипин.

— Трудишься, — констатировал он. — Трудись, трудись. Придешь с докладом завтра утром. Сегодня, я вижу, моя поддержка тебе не нужна и руководящие указания тоже. Дело по краже картин взято на особый контроль. Так что давай, дерзай.

При этих словах Антипин протянул широкую ладонь Максиму и крепко сжал его руку.

— До завтра. Постарайся глубже изучить Рериха. Легче будет разговаривать с людьми…

ДВЕРЬ бесшумно отворилась, и, оторвавшись от бумаг, Костров увидел в образовавшейся щели большую, чуть вытянутую голову Градова с тронутыми сединой висками. Максим вызвал его, чтобы более тщательно разобраться в вопросах организации выставки. Ему хотелось выяснить, почему ее устроили, не руководствуясь требованиями специальной инструкции, определяющей порядок проведения выездных выставок.

Костров уважительно относился ко всякого рода правилам. Это качество у него выработалось еще в детстве, в пору его увлечения шахматами. Любое отступление от шахматных правил вело к нелепости, разрушало игру.

И в данном случае, сопоставляя инструкцию об организации выездных выставок и действия Градова, он увидел много нестыковок. Поэтому и стали возможны столь печальные последствия. Такие нестыковки не возникли сами по себе. Но кто конкретно и почему их создал — вопросы, на которые пока не было ответов.

— Не стесняйтесь, — проговорил Максим стоящему у двери Градову. — Присаживайтесь, — указал он на стоящий рядом стул.

— Почему опоздали?

— Электричка, будь она не ладна, подвела, — виноватым голосом произнес Градов. — Если нужно, я возьму у диспетчера справку.

— Нет, справка мне не нужна, — жестко проговорил Костров, решивший держаться с Градовым построже. — Объясните еще раз, почему в усадьбе не работала сигнализация.

— Я думал, что живой сторож надежнее. Да вот ошибся. Я думал, они дежурят, ружье выдал им под расписку. А они дрыхли или водку пили. Вот и случилось.

— Значит, сторожа виноваты?

— Конечно они. Я что? Я человек маленький. Директор сказал: организуй выставку. Прими и развесь картины. Я принял и развесил.

— А вы знакомы с инструкцией о порядке организации выставок?

— Какой еще такой инструкцией? Директор — моя инструкция.

Градов еще раз напомнил, что он «человек маленький» и начал рассказывать свою биографию. Он вспомнил и тяжелое детство, и годы войны, и папу, и маму, и бывшую жену. А затем начал расхваливать свои производственные успехи.

В своей практике Максим неоднократно встречал людей, любивших поговорить и тем самым, по их мнению, усыпить бдительность следователя. Он решил не перебивать Градова, ибо в его словесной шелухе проскакивала и ценная информация. Максим уже знал, чем занимается институт, который арендовал усадьбу Плетнево, как реализуется выпускаемая им продукция.

— Спасибо, — остановил Градова Максим, когда тот стал говорить о подсобном хозяйстве института. — Давайте получше разберемся, какую роль вы играли в организации выставки.

Градов как бы с непониманием посмотрел на Кострова:

— Я же уже сказал об этом. Я считал своим долгом рассказать вам о нашем институте.

— Я терпеливо вас выслушал. А теперь скажите: кто из сотрудников занимался установкой сигнализации в залах выставки?

— Электрик первый раз появился у нас пятого июля.

— Его работа как-то связывалась с организацией выставки?

— Да, директор дал мне распоряжение провести сигнализацию до открытия выставки.

— И почему вы не выполнили это распоряжение?

— Я сразу же послал заявку. И видел, как электрик начал работать. За два дня до открытия выставки он заболел. Я просил начальника телефонного узла прислать другого работника, он пообещал, но не прислал. По сей день завтраками кормит.

— Знал ли об этом директор?

— В день открытия выставки я доложил ему, что сигнализацию провели. Не хотел портить настроение. Ну, а потом я пробил на время выставки двух сторожей.

— И традиционно понадеялись на «авось», — сказал Костров.

— Понадеялся, — шумно вздохнул Градов. — Мне эта выставка полжизни стоит.

— У вас есть своя коллекция?

— Да так, в основном репродукции. — Градов вздохнул и добавил: — Рерих не в моем вкусе.

— О вкусах не спорят, — нейтрально произнес Костров. — А кто выдвинул идею продавать входные билеты на выставку?

— Финансовых вопросов я не касался. На профкоме так решили.

— Кому сдавалась выручка?

— Господи, неужели вы думаете, я на этом деле руки погрел? Да я ни копейки не взял. Своими расплачивался с шоферами, когда привозили картины.

— И все-таки, кому сдавалась дневная выручка?

— В профком. Я от этого дела ни копейки не имел. С сигнализацией да, дал маху. Но чтобы из искусства коммерцию делать? Никогда!