Майк Германов - Безликий [litres]

– Почему?

– Представляешь, сколько времени это займет?! Кроме того, что на это нужно согласие тех, чьи ДНК ты берешь на экспертизу.

– Не всегда, – возразил я.

Димитров кивнул.

– Если речь идет о подозреваемом, это другое дело, но вся школа не может быть в подозреваемых!

– Не надо всю. Проверим только тех, кто…

– Кто что?! – раздраженно перебил меня Димитров. – Подходят по возрасту? Полу? Какими критериями пользоваться?

– Например, поддельный паспорт.

– Что?

– Ты получил результаты проверки документов по тому списку, что я тебе дал?

Димитров насупился:

– Слушай, Валера, ты вот приехал, командуешь тут, словно мы все должны бегать, как савраски, с утра до вечера! А у нас, между прочим, людей – раз, два и обчелся, ясно? И оборудование не такое, как во всяких лабораториях навороченных. И все эти экспертизы, анализы и проверки занимают не пять минут!

– Я так понимаю, результатов нет? – ответил я спокойно.

– Нет! – рявкнул лейтенант, отвернувшись.

Минивэн свернул к красному с белой окантовкой зданию за решетчатой оградой.

– Это больница Семашко, – прокомментировал Димитров. – Сюда привезли Языкову.

Мы вылезли из машины и направились ко входу. Внизу нас встретили опера – они ненамного опередили нас.

– Где она? – спросил я.

– В психиатрическом, – ответил один из оперов. – Так-то с ней все в порядке, но истерику закатила такую, что пришлось вколоть ей…

– Это я знаю. На каком этаже вы ее оставили?

– Вот доктор, он проводит. – Опер указал на невысокого брюнета плотного телосложения в круглых очках в черной пластмассовой оправе.

– Тушинский, – представился тот, услышав наш разговор. Голос у него был хриплый, словно простуженный. – Вас Языкова интересует?

– Да, она.

– С ней все в порядке. Не считая попытки суицида, конечно.

– Думаю, я вам должен кое-что объяснить, – сказал я. – Дело в том, что это было не совсем то, что вы, наверное, думаете.

Брови у врача удивленно приподнялись. На лбу мигом собралось несколько глубоких морщин.

– Пациентка намеревалась облить себя горючим средством, поджечь и спрыгнуть с моста. Я ничего не перепутал?

– Нет, все правильно.

– Тогда…

– Давайте пройдем туда, где мы сможем поговорить спокойно, – прервал я Тушинского, беря его под руку. – Нам понадобится ваша помощь. Дело в том, что на Языкову может быть совершено покушение.

Врач вздрогнул:

– В каком смысле?

– В самом прямом.

Мы отправились к нему в кабинет, и я изложил Тушинскому суть проблемы. Не вдаваясь в детали, разумеется.

– Так что мы поставим охрану возле палаты Языковой, – проговорил я, подводя итог разговора. – А вы уж, пожалуйста, организуйте дело так, чтобы к ней приходили только одни и те же медсестры и вообще персонал. И проинструктируйте работников на ресепшене, чтобы никому не сообщали, где находится Языкова.

Тушинский закивал:

– Конечно, конечно. Я надеюсь, все-таки здесь никто не попытается убить пациентку.

– Я тоже надеюсь. Но нужно быть готовыми ко всему.

– Понимаю! – торжественно изрек доктор.

Через полчаса все было готово, и палата Языковой превратилась в неприступную крепость. Хотя Тушинский считал, что в целом пациентка относительно здорова, тем не менее он рекомендовал ей остаться в больнице хотя бы на неделю – с учетом того, что похищение дочери может в любой момент привести к срыву.

Я со своей стороны склонялся к тому что это нежелательно. Убийца наверняка захочет выйти с Языковой на связь, но, пока она в больнице, ему это не удастся. А если дело затянется, он может счесть, что проще прикончить ее дочь, и придумать какой-нибудь другой план. Вот только я не знал, как донести эту мысль до Языковой.

Впрочем, на ближайшие пару дней она все равно становилась обитательницей больницы, так что можно было заняться в это время другими делами. Например, выяснить обстоятельства гибели Юры Барыкина, что я и собирался сделать с утра.

Сейчас же я отправился на Красноселку, чтобы убедиться, что с Аней все в порядке и ей ничего не грозит.

В кино часто показывают, как маньяк запугивает или преследует девушку главного героя (даже если она еще не стала его девушкой), но в жизни обычно преступники не тратят время и силы на подобные вещи. Уже хотя бы потому, что для этого необходимо следить за тем, кто ведет расследование, а это не так-то просто, да и удовольствия никакого. Поэтому меня удивило, что маньяк отправил Ане цветы.

Должно быть, у него совсем съехала крыша – ну, или он действительно пытался отвлечь наше внимание, чтобы разобраться с Языковой.

Я лично склонялся ко второму варианту. Уже хотя бы потому, что это означало: девушке на самом деле не грозит опасность.

Когда я поднялся на этаж, навстречу мне вальяжно спустился здоровый мужик в спортивном костюме и кроссовках. Я его с трудом узнал: это был один из местных оперативников.

– А, это вы, – прогудел он равнодушно.

– Тебя Димитров сюда охранять прислал? – уточнил я.

– Угу. Скоро сменят меня?

– Наверное.

– Не знаете?

– Я напомню лейтенанту.

– Ладно. – Опер поплелся обратно наверх.

Я позвонил в дверь.

– Кто? – Голос был настороженным.

– Это я, Валера.

Пауза, в течение которой Аня, наверное, смотрела в глазок. Правильно, доверять никому нельзя. Мало ли кто кем представится.

Щелкнул замок, и дверь открылась.

– Привет! – проговорила она, улыбаясь. – Что случилось? Ты мне объяснишь?

– Да. Только это не на две минуты рассказ.

– Заходи. – Девушка посторонилась, пропуская меня в квартиру.

Мы прошли в гостиную.

Я с интересом разглядывал жилище учительницы танцев. На стене, противоположной окну, висело множество фотографий, в серванте я заметил грамоты и кубки.

– Зал славы? – спросил я.

– Что? – не поняла Аня.

Я указал на награды.

– А-а! – Она махнула рукой. – Все в прошлом. Теперь я учу детей и взрослых.

– Больше не выступаешь? – Я был удивлен.

– Нет.

– А что так?

– Из-за травмы. – Аня наклонилась и резко подняла правую штанину. Вся нога у нее была в крупных и мелких шрамах. – Такие дела.

– Что произошло? – Я, как зачарованный, смотрел на жуткий узор разнонаправленных розовых и белых полос – словно кто-то спьяну рубил дерево, но так ничего и не добился.

– Авария. Возвращалась с выступления, попала под джип. Вот мне решеткой ноги и переломало. Да еще и одну коленную чашечку выбило. – Аня села на диван, сложив руки на груди. – Так что иногда у меня кости в ноге из сустава выходят. Приходится лежать по две недели. Не повернуться даже. Какие уж тут танцы! Да ты садись.

– Спасибо. – Я опустился в кресло напротив.

– Рассказывай, – потребовала Аня, глядя на меня.