Михаил Скрябин - Болото

— Пожалуй, продолговатая с одной ручкой посредине.

— Правильно. У таких корзинок с краев ручек не бывает… Когда купили?

— Не помню.

— Во время последнего побега из дома или раньше?

— Во время…

— Где хранили?

Кулаков опять замолчал.

— Где лежали ваши корзинки? Кто их видел? Кто может подтвердить?

— Да что вы пристали, — не выдержав, огрызнулся Кулаков. — Какое это имеет значение?

— Ладно, — примирительно сказал Павлов. — Запишем пока то, что выяснили.

Он оформил протокол допроса, дал прочитать и подписать Кулакову.

— А Шляпников подтвердит то, что ты рассказал? — неожиданно спросил Павлов. И увидел, как вдруг сник допрашиваемый, растерялся. — Не расстраивайся, Володя, — мягко продолжал Павлов, выдержав паузу. — Я понимаю, что вы сговорились все отрицать, но предусмотреть мои вопросы вы, естественно, не могли. А это так же естественно приведет к противоречиям в ваших показаниях. Простой закон логики. Когда совсем запутаетесь, я предъявлю собранные доказательства, и вам ничего другого не останется, как рассказать правду. Но в этом случае вашему признанию — грош цена. Оно будет вынужденным, данным под давлением улик. А я другого хочу.

— Чтоб я признался в преступлении, которого не совершал?..

— Не нужно громких фраз, — поморщился Павлов. — Давай вернемся к корзинкам. Чтобы покончить с ними, я скажу, зачем вы их отобрали у детишек. Только для того, чтобы замести следы. По этой причине и в болоте мокли, рассчитывали, что собака след потеряет. Нюх собаки учли, а об уме людей не подумали. Когда поняли, что петля вокруг вас затягивается, что болото не выручило, отобрали у ребят корзинки с грибами, чтобы в случае задержания правдоподобно объяснить, что делали в лесу. И опять не учли, что ребятишки к нам попадут. Видишь, сколько ошибок. Это, кстати, обычное явление — как бы ни был продуман план преступления, сколько бы времени ни затратили на его подготовку, как бы тонко и четко его ни совершили — ошибки все равно неизбежны. Все предусмотреть, предвидеть и предугадать просто немыслимо. А мы со своим опытом, знаниями, помощью граждан эти ошибки обязательно обнаружим и изобличим преступника.

— Старый приемчик. Отец, когда не знал, что я натворил, тоже делал вид, что ему все известно, — усмехнулся Кулаков.

— Не скрою, — не обращая внимания на иронию, прозвучавшую в словах Володи, продолжал Павлов, — сегодня ты в определенной степени сильнее нас: ты знаешь о совершенном тобой все, а мы только часть. Но подчеркиваю, — сегодня. Вскоре мы будем знать больше тебя.

— Это как? — не выдержал Кулаков.

— Очень просто. Вас вчера задержали в лесу двоих, а под суд пойдет значительно больше. Мы не собираемся ограничивать следствие только эпизодом в сберкассе. Вскроем всю преступную деятельность твою, твоих друзей и их друзей. К примеру, тебе известны все преступления, совершенные Козловским и его дружками? Уверен, что нет. А теперь иди, — не дав Кулакову что-либо возразить, Павлов вызвал конвоира.

ПАВЛОВ был удовлетворен: на первом же допросе удалось посеять семена сомнений в душе Кулакова.

Допрашивать Шляпникова на усталую голову не хотелось. Хорошо бы перенести на завтра. И дневник успел бы просмотреть. Но откладывать нельзя — закон требует, чтобы подозреваемый был допрошен не позднее суток с момента задержания.

…Войдя в кабинет, Алексей Шляпников остановился метрах в трех от стола. Грубые черты лица, крепкие, будто литые из чугуна, руки с въевшейся крошкой металла. Если на Кулакове одежда с чужого плеча болталась, как на вешалке, Шляпникову, наоборот, было в ней тесно.

Заполнив анкетные данные протокола допроса, следователь сказал:

— Сегодня у нас, Алеша, разговор будет коротким, уже поздно. Времени впереди много, успеем наговориться.

— Навряд ли, — усмехнулся Шляпников.

— Почему «навряд ли»?

— Я не разговорчив. А потом, то, что вы нам пытаетесь приписать, не пройдет. Никакой сберкассы я не знаю.

— Тогда объясни, что вы делали вчера в лесу?

— Грибы собирали, что ж еще? — подчеркнуто удивился вопросу следователя Шляпников. — Нас и взяли с грибами. Спросите у ваших, скажут.

— То, что задержали с грибами — знаю. Но кто их собирал?

— Вы, что ли?

— Нет, не я.

— Вот именно…

С первых же слов стала видна разница в поведении подозреваемых.

Если Кулаков, отрицая главное, все-таки приноравливался к вопросам следователя, улавливал интонацию, старался что-то объяснить, даже признать кое-что из мелочей, то Шляпников, чувствуется, огульно и упорно будет все отрицать.

— Кто отнял у ребят корзинки с грибами? — спросил Павлов.

— А я почем знаю?

— Ну что ж, покажем ребятам ваши корзинки. Думаю, они их опознают.

— Мало ли что. Одинаковых корзинок много. На них штамп стоит, что ли?

— Нет, штампа нет. В этом ты прав.

— Вот я и говорю.

— А где вы взяли корзинки?

Шляпников задумался.

— Я так и полагал, что на этот вопрос ты не сможешь ответить, — сказал Павлов.

— С чего вы взяли, что не смогу?

— Видишь ли, — ответил следователь, — договариваясь с Кулаковым, какие давать показания, вы этот вопрос упустили. И сейчас ты пытаешься угадать, как на него ответил Кулаков.

— Ничего я не гадаю, — буркнул Шляпников. И отвернулся.

— Я ведь только начал вопросы о происхождении корзинок. Можно и продолжить. Например, когда раздобыли? Врозь доставали или вместе с Кулаковым? Если купили, придется сказать, где, по какой цене, кто продавец — мужчина или женщина, старый или молодой? И так далее. И ты, Алеша, понимаешь: твои ответы должны совпадать с ответами Кулакова. А вы их не согласовали. Поэтому я и полагаю, — как бы размышляя, продолжал следователь, — что ты откажешься отвечать на эти вопросы. Придумаешь какой-нибудь предлог и откажешься. Чтобы окончательно не запутаться.

Шляпников молчал. На лбу у него выступили мелкие капельки пота.

— Так отвечай: где взяли корзинки? Как записать твой ответ в протоколе?

— А почему, в самом деле, я должен отвечать на эти вопросы? — ощетинился тот. — Вы интересуетесь сберкассой, о ней и спрашивайте! А то будто весь свет клином сошелся на этих дурацких корзинках. Я на вопросы о них отвечать отказываюсь. Так и запишите в протокол.

— Молодец, Алеша, ухватился за соломинку, — засмеялся Павлов. — Так-то лучше, чем врать без зазрения совести. И повод для отказа неплохой придумал. Нет, мы с тобой найдем общий язык, не сомневаюсь. А теперь давай говорить серьезно, — переменил тон Павлов. — Корзинки — это пробный камень, который я тебе подбросил, чтобы показать, как ложь может запутать. Сейчас вам с Кулаковым важно путем чистосердечного раскаяния попытаться облегчить свою участь. Ведь даже с учетом вашего несовершеннолетнего возраста вам грозит лишение свободы на достаточно длительный срок. Пойми правильно — я не собираюсь запугивать, просто даю совет. Решать, к какому берегу прибиваться — барахтаться во лжи или стать на путь правды, — вам, а не мне. И ответ держать перед правосудием придется вам. Не забывай этого.