Анна Малышева - Клетка для сверчка

— Давай скорее, тут еще идти, сегодня они раньше закроются, а завтра не работают. Что у тебя?

— Вот, — запыхавшись, Дина сунула ей в ладонь нагретое кольцо. Александра, отвернувшись от улицы, мельком осмотрела его. Довольно массивная потертая оправа из желтого золота, темно-зеленый камень размером с горошину в центре. Достав из сумки лупу, она взглянула на пробу.

— Пятьдесят шесть, — резюмировала Александра, пряча кольцо в сумку. — Старое кольцо.

— До революции оно принадлежало моей прабабушке, — Дина засеменила рядом, едва переводя дыхание. Неизменная папка «с работами» била ее по бедру. — Это очень ценная вещь! Ты видела, какой там изумруд?!

— Я тебя сразу разочарую, — на ходу объясняла Александра. — Тебе дадут цену золотого лома. Что кольцо старое, значения не имеет. Антиквару его можно сдать, но будешь ждать денег сто лет. На аукцион не выставишь — художественной ценности нет. Это не Фаберже и не фабрика Морозова. Если это фамильная реликвия, продай ты лучше что-то другое…

— А ничего больше нет! — простодушно призналась Дина.

Александра только вздохнула. За долгие годы посреднической деятельности она так и не разучилась сочувствовать своим клиентам, попавшим в сложную ситуацию. «Да, Дина малюет ужасные картины, и в ней достаточно простодушия, или наглости, или безумия, или всего вместе, чтобы предлагать их на продажу или для выставок. Она кажется нелепой, она и вся ее жизнь. Но разве это повод для того, чтобы презирать человека? Разве я сама никому не кажусь нелепой? Да половина Москвы надо мной смеется наверняка…»

— Зайди хоть раз, посмотри, как это делается, — остановилась она у знакомой двери на углу старинного особняка. Дина отрицательно замотала головой и сделала огромные глаза.

— Ну, жди, — Александра потянула на себя низко занывшую дверь.

В этом старинном особняке, который можно было обнаружить, чуть отступив от Лялиной площади в один из переулков, до начала девяностых годов прошлого века располагалась могущественная партийная структура, ведавшая комсомольской учебой. В девяностых многие помещения были сданы в аренду мелким фирмам, валютным обменникам, ювелирным скупкам, салонам оптики и даже мастерским по изготовлению ключей. Здесь же, на первом этаже, приютился крошечный ресторанчик китайской кухни. Комсомольский дух оказался чрезвычайно стойким — он сохранился во всех коридорах вместе с полированными деревянными панелями, ковровыми затоптанными дорожками и туалетами спартанской оснастки. Неприкосновенными остались вертушки на входе, застекленная будочка, где сидел пожилой вахтер с толстой книгой. Он всех спрашивал о цели визита, но если ему ничего не говорили, пускал и так. Какие-то молодежные организации еще функционировали в здании, правда, к комсомолу они не имели уже никакого отношения.

— В ломбард, второй этаж, — бросила Александра вахтеру и пешком поднялась по лестнице с широкими светлыми пролетами. Лифты здесь были еще советской поры, ненадежные и скрипучие.

Ломбард скрывался за такой же безликой деревянной дверью, как и все остальные арендаторы. За дверью обнаружилась небольшая комната с видом на площадь. Окно, наполовину занятое допотопным кондиционером, было прикрыто полинявшими желтыми занавесками. Здесь стоял сейф, из замка которого торчала связка ключей. Пара стульев. Вешалка в углу. Шкафчик с застекленными дверцами в глубине, на полках иконы, немного серебряной посуды. Еще тут был большой письменный стол, произведенный примерно лет пятьдесят назад где-нибудь в социалистической Румынии. И сам хозяин ломбарда, он же оценщик, невозмутимо спокойный пожилой человек с лицом, которое невозможно было запомнить.

— Доброе утро, — приветствовал он Александру, поднимая глаза от телефона. — Как ваши дела?

— Неплохо. — Она присела к столу, порылась в сумке, достала кольцо. — Вот, хозяйка хочет продать.

— Давайте посмотрим, что у нас тут хорошего… — Хозяин взял кольцо, повертел его в коротких пухлых пальцах, рассмотрел под лупой, вставил в глазницу окуляр, включил фонарик. Положил на ювелирные весы. Вся процедура была Александре знакома и противна. Она следила за содроганием красных цифр на дисплее, показывавших вес изделия, думала, что понимает тех людей, которые не в силах сами сдавать в ломбард дорогие им вещи.

— Тут старая проба, я попробую кислотой, если не возражаете, — все так же тихо, на одной усыпляющей ноте продолжал хозяин. — Еще минуточку.

Он с силой потер кольцо о пробную доску, порылся в ящике стола, достал пузырек, ватную палочку, с молниеносной быстротой произвел несложную процедуру и вновь положил кольцо на весы.

— Как старой клиентке, я вам округлю в большую сторону, — сказал он, выдвигая ящичек, где у него хранились деньги. Кассы не было — он рассчитывался, доставая банкноты из старого пухлого бумажника. — Восемь двести пятьдесят.

— Так мало! — вырвалось у Александры.

Хозяин поднял на нее умные сочувственные глаза в красноватых прожилках и ткнул карандашом в экран телефона:

— Я и так даю по лучшему курсу. Посмотрите сами. Старое золото такого качества не в цене. Просто как старой знакомой… Чтобы вы пришли еще!

— Там такой большой изумруд…

— Хотите, достану вам? — поинтересовался хозяин и уже достал щипчики с кривыми концами, готовясь вынуть изумруд из оправы. Александра запротестовала. И он удовлетворенно кивнул: — Правильно, вдруг клиент захочет выкупить, изделие будет в целости. Правила наши вы знаете, с процентами знакомы. Хотите оставить нам изделие — воля ваша, хотите выкупить — милости просим. Через два месяца заклад становится покупкой. Пожалуйста, деньги. Квитанцию не забудьте. Погода замечательная сегодня. А насчет изумрудов…

Хозяин с сиплым вздохом нагнулся, выдвинул нижний ящик стола и достал пластиковую чашку, в которую с горкой были насыпаны мелкие зеленые и синие камни всех оттенков. Грани матово блестели на солнце, пробивавшемся сквозь задернутые занавески.

— Вот их у меня сколько, какие хотите. Изумруды, сапфиры… Это только за неделю наковырял. Золото, платину — в лом, а это никому не нужно.

— Синтетические? — недоверчиво спросила Александра.

— Зачем? — скупщик кончиком пинцета поправил покривившиеся на переносице очки. Оправа очков была самая дешевая, линзы — сильные. За этими выпуклыми стеклами его непроницаемые глаза казались больше. — Все натуральное. Только не нужно никому. Хотите, вам отсыплю горсточку?

— Не шутите? — Александра все так же недоверчиво протянула сложенную лодочкой ладонь. Хозяин слегка наклонил и потряс чашку, и на ладонь художнице полился тяжелый прохладный ручеек. Тут были и синие камни, и зеленые. Хозяин внезапно рассмеялся, глядя на ее изумленное лицо: