Анна Данилова - Стану рыжей и мертвой, как ты

В ногах расположится наша чудесная Любовь Николаевна, она поставит мне в ноги большую сумку и скажет, что у них все в порядке, что она купила продукты и все необходимое, так что мне теперь не о чем волноваться. И что она готова ждать столько, сколько нужно. Где-то за фигурой Дождева замаячит тень его друга-эксперта, который молча будет крутить пальцем у виска и тихо обзываться на всех вокруг: дураки, идиоты, кретины и вообще циничные люди. Прямо над моей головой возникнет призрак моей Лины. Ее лицо будет освещать тихая загадочная улыбка. И я помашу ей рукой… И рефреном среди всего этого хаоса будет временами звучать заливистый тоненький детский смех — так смеется Ульрика.

И куда мне спрятаться от них? Как заглушить в себе эти голоса и разогнать призраков?

Признаться, что план был плох с самого начала, что он попахивает безумием — почему бы и нет? Отказаться от него? Но тогда все рухнет в одночасье. И все мои страдания окажутся напрасными и будут в конечном итоге запечатаны в тюремной камере, а на моем лбу появится клеймо убийцы. И кто от этого выиграет?

Если же я доведу эту сложную игру до самого конца, то все будут щедро вознаграждены. Хотя что проку будет от моей благодарности, если они отвернутся от меня. И я увижу лишь их удаляющиеся спины. Найду ли я в себе силы жить дальше? Смогу ли сохранить уважение к самой себе? Или же мое сердце, которое уже сейчас почти окаменело, превратится в булыжник?

Мне было очень страшно.

— Привет, Мариночка, как вы?

Я вошла в квартиру, зная, что Марина уже не спит. Она всегда вставала рано, а сейчас, после всего, что ей пришлось узнать и пережить, она и вовсе лишилась сна. Я еще с улицы заметила, что в кухонном окне горит свет. Весь дом спит, а Марина наверняка пьет кофе.

Я вошла, мы обнялись. Лицо Марины опухло, веки от слез набрякли.

— У нас все хорошо, а у тебя? Ты нашла того, кого хотела найти?

В ту ночь, когда Марина поддержала меня, когда дала мне понять, что я могу на нее положиться, я сказала ей, что собираюсь найти человека, который помог бы мне отыскать Рокотова. Кроме того, я сказала, что намерена продать дом Лины, чтобы у нас были деньги — и на поиски Рокотова, и на содержание Ули, и на памятник Лине. И попросила ее не задавать лишних вопросов, потому что мне и без того трудно. И предупредила, что я не могу ей рассказать все, о чем я просто вынуждена умолчать, поскольку это касается других людей.

Вот поэтому, отвечая на ее вопрос, нашла ли я того, кого хотела, я ограничилась одним словом: да.

Стиснув зубы, я обняла Марину, уверила ее, что все в порядке и что все вопросы, которые я перед собой поставила, хоть и не так быстро, но решаются. Хотя на самом деле все неслось вперед с ураганной скоростью! Кто бы мог предположить, что моя молодость и смазливая внешность так помогут мне и сыграют не последнюю роль в моем дичайшем и дерзком плане?! Думаю, мне просто повезло, что на моем пути попались одинокие и жаждущие женской ласки мужчины. Получается, что молодость и относительная красота — тоже драгоценность, настоящий капитал! Ну и еще характер, который формировался в трудных условиях выживания в столице. Получается, что я все делала правильно. Вернее, мы с Линой делали правильно. А ведь как много сомнений и страхов нас подстерегало на каждом шагу. Это ее решение оставить ребенка, когда ну просто все было против нас, безработных, бедных, без чьей-либо поддержки… Москва, встретив нас прохладно, постепенно распахнула нам свои объятья.

Я выпила чаю и отправилась спать. И удивительное дело, я уснула, причем довольно крепко. И засыпая, думала почему-то не о Дождеве, которым восхищалась и которому была благодарна за все, что он для меня делал, но которого я все-таки боялась, а о милом и добродушном, пусть и наивном, с нежными руками Леве Гурвиче.

— Танечка, ты очень плохо выглядишь, — сказала мне Марина, когда я, проспав пару часов, выползла из спальни и пришла на кухню, чтобы выпить кофе. Аппетита не было совсем, хотя я понимала, что надо было как-то восстанавливать силы. — Поешь щей, хватит глушить один только кофе!

Она налила мне тарелку щей, и я заставила себя все съесть. Я старалась не думать о Леве, потому что жить в ожидании его звонка было мучительно. Я находилась в таком напряжении, что даже плечи мои стали словно металлическими и были скованы мощными пружинами. И я никак, ну никак не могла расслабиться.

Когда же раздался звонок, я аж подпрыгнула, схватила телефон, но, увидев, кто мне звонит, окончательно раскисла. Дождев. Да уж, «лучший» момент для разговора с ним было даже трудно себе представить!

— Да, Дима…

Я удалилась с телефоном в спальню. Дождев сказал, что собирается в Москву. Что он очень переживает за меня, что хочет помочь. И хотя я молчала, он начал почему-то заверять меня, что желает мне только добра и чтобы я не боялась его приезда. Дурак, именно после этих слов я и вовсе растерялась и напугалась.

— У меня будут проблемы? — Я перестала дышать.

— Нет, не думаю.

— Есть какие-нибудь новости о Рокотове?

— Пока нет. Но мы работаем.

— Я не думаю, что тебе нужно приезжать. Правда. Я и без того чувствую себя ужасно виноватой перед тобой и твоим коллегой, ты знаешь, кого я имею в виду.

— Я боюсь за тебя, понимаешь?

— Да не надо за меня бояться, — говорила я, с трудом разжимая челюсти. — Что со мной может случиться? Я буду осторожной, обещаю тебе.

— Как девочка? Она совсем маленькая, да? Ничего не понимает?

— Да, ничего не понимает.

— А ваша няня? Как она восприняла все?

— Она — наш человек. Свой. Так что все в порядке. Хотя она, конечно, постоянно плачет.

— Лина… — Здесь он сделал паузу, словно не решаясь что-то сказать или спросить. — Послушай, я знаю…

— Что ты знаешь?

— Знаю, что ты — Таня… — Образовалась пауза, заполненная мертвой тишиной, даже сердце мое словно остановилось, и дыхание тоже. — Но ты не должна этого бояться, ты вообще ничего не должна бояться, потому что я с тобой, слышишь?

Глупо было надеяться на то, что он, следователь, не разыщет дом Ирмы и не начнет опрашивать соседей. Он выяснил, понятное дело, от Любы, как мы и ожидали, что нас было двое. Сейчас он спросит, где Лина. Вот он, вопрос, которого я так боялась и в то же время ждала. Конечно, я могла бы, уезжая, вообще сжечь, что называется, все мосты и не сообщать ему номер своего телефона и все такое. Но тогда Дождев развил бы еще более бурную деятельность, все равно нашел бы меня, и неизвестно, какие бы это имело последствия. Сейчас я хотя бы знала, что он на моей стороне. Поступи я иначе, он увидел бы во мне не жертву, а мошенницу, а то и вовсе преступницу.

— Не хочу тебя пугать, но после твоего отъезда здесь многое произошло… Но это не телефонный разговор.