Агата Кристи - Убийство в «Восточном экспрессе». Убийство на поле для гольфа

Поезд немного запаздывал, и я бесцельно слонялся по платформе. Потом сообразил, что мог бы воспользоваться случаем и порасспросить здесь, на вокзале, о пассажирах, уезжавших из Мерлинвиля последним поездом в тот вечер, когда произошло убийство.

Я подошел к старшему носильщику, который показался мне весьма смышленым малым, и без труда завел с ним разговор на интересующую меня тему.

— Просто позор! Куда смотрит полиция? — с готовностью подхватил он. — Разбойники и убийцы безнаказанно разгуливают по городу.

Тут я намекнул ему, что, возможно, убийцы мосье Рено уехали ночным поездом. Однако он весьма решительно отверг мое предположение. Он наверняка заметил бы двух иностранцев, у него нет ни малейших сомнений на этот счет. Ночным поездом уехало не более двадцати человек, и иностранцы, конечно же, сразу бросились бы ему в глаза.

Не знаю, почему вдруг эта мысль взбрела мне в голову, — вероятно, виною тому была глубокая обеспокоенность, все время прорывавшаяся в тоне Марты Добрэй, — только я неожиданно для самого себя спросил:

— А молодой мосье Рено, он ведь тоже уехал этим поездом?

— Да что вы, мосье! Зачем же ему уезжать, если он всего полчаса как приехал. Делать ему нечего, что ли?

Я тупо уставился на него — что такое он говорит? Потом до меня дошло.

— Стало быть, — сказал я, чувствуя, как у меня забилось сердце, — мосье Жак Рено этой ночью приехал в Мерлинвиль?

— Ну да, мосье. Последним поездом, прибывающим сюда в одиннадцать сорок.

У меня голова пошла кругом. Так вот, значит, в чем причина мучительного беспокойства, которое снедало Марту Добрэй. В ночь убийства Жак Рено был в Мерлинвиле. Но почему он не сказал об этом? Почему хотел убедить нас, что был в Шербуре? Я вспоминал его открытое мальчишеское лицо и не мог заставить себя поверить, что он как-то замешан в преступлении. И все же почему он умолчал о столь важном обстоятельстве? Ясно одно — Марта все знает. И она, конечно, тревожилась. Мне припомнилось, с каким жадным нетерпением спрашивала она Пуаро, подозревает ли он кого-нибудь.

Тут мои размышления были прерваны — приближался парижский поезд, еще минута, и мой друг радостно приветствовал меня. Пуаро прямо сиял, излучая довольство и благодушие. Он шумно поздоровался со мной и, выказав полное пренебрежение к моей английской сдержанности, порывисто заключил меня в объятия.

— Mon cher ami, мне невероятно повезло. Сказочно повезло!

— В самом деле? Как я рад! А вы слышали последние здешние новости?

— Интересно, как, по-вашему, я могу что-нибудь слышать? Ну что, события развиваются, да? Наш славный Жиро уже арестовал кого-нибудь? А может быть, даже и не одного? Но уж теперь-то я оставлю его в дураках! Однако куда это вы меня ведете, мой друг? Разве мы не зайдем в гостиницу? Я должен подправить усы, они у меня прямо-таки в плачевном состоянии — совсем обвисли из-за этой жары. Да и плащ запылился. А галстук? Его тоже необходимо привести в порядок.

Однако я решительно пресек его сетования:

— Дорогой Пуаро, прошу вас, забудьте об этих пустяках. Мы должны поспешить на виллу. Там еще одно убийство!

В жизни не видел, чтобы человек был так ошеломлен — челюсть у Пуаро отвисла, а от давешнего благодушия не осталось и следа. Он уставился на меня, забыв закрыть рот.

— Как вы сказали? Новое убийство? Ах, боже мой, значит, я не прав. Я ошибся. Теперь Жиро может потешаться надо мной, теперь у него есть основания.

— Выходит, вы ничего такого не ожидали?

— Я? Ни в малейшей степени! Это противоречит моей версии, более того, полностью опровергает ее... Но нет! — Он остановился как вкопанный и ударил себя в грудь. — Невозможно! Я не мог ошибиться! Все известные нам факты, если рассматривать их систематически, в надлежащем порядке, допускают одно-единственное толкование. Я прав1 Я должен быть прав!

— Но в таком случае...

Пуаро перебил меня:

— Постойте, мой друг. Я все-таки прав, и поэтому нового убийства не должно быть, разве что... разве что... О, погодите, умоляю, ни слова больше.

Он помолчал, затем, вновь обретя свою обычную самоуверенность, заговорил решительно и спокойно:

— Убитый — человек средних лет. Его тело нашли в запертом сарае, что неподалеку от места первого преступления. Смерть наступила не менее двух суток назад. Скорее всего, он заколот, как и мосье Рено, хотя, возможно, удар нанесен и не в спину.

Тут уж настала моя очередь разинуть рот, что я и сделал. Кажется, я знал его куда как хорошо, и тем не менее никогда еще он не поражал меня так сильно, как сейчас. И конечно, сомнение закралось мне в душу.

— Пуаро! — воскликнул я. — Вы морочите мне голову. Вам уже все известно.

Он укоризненно посмотрел на меня:

— Зачем мне это? Уверяю вас, я ничего не знал. Да вы же сами видели, каким ударом была для меня эта новость!

— Но как, ради всего святого, могли вы угадать все так точно?

— Стало быть, я прав? Однако это вовсе не догадка, а плод строгого расчета. Серые клеточки, мой друг, только серые клеточки! Это они помогли мне. Второе убийство могло быть совершено только таким образом. А теперь расскажите мне все по порядку. Если здесь свернуть налево и пересечь спортивное поле, мы срежем угол и окажемся позади виллы «Женевьева» гораздо быстрее.

Пока мы шли дорогой, указанной Пуаро, я рассказал ему все, что знал сам. Пуаро внимательно слушал.

— Значит, в груди у него торчал нож? Любопытно! Вы уверены, что нож — тот же самый?

— Совершенно уверен, хотя это представляется совершенно невероятным.

— Не вижу ничего невероятного. Ведь могло быть два одинаковых ножа.

Я поднял брови.

— Вам не кажется, что это уж слишком? Едва ли может быть такое редкое совпадение.

— Как всегда, вы говорите не подумав, Гастингс. Вообще-то два одинаковых орудия убийства в одном и том же деле и впрямь маловероятно. Но не в данном случае. Нож был сделан по заказу Жака Рено в память о войне. Вряд ли он заказал всего один нож. Наверняка у него у самого был такой же.

— Но ведь об этом ни разу не упоминалось, — возразил я.

В голосе Пуаро послышались менторские нотки [95] Учительские, поучающие: от собственного имени Ментор; в поэме Гомера «Одиссея» Ментор — друг царя Итаки Одиссея и наставник его сына. :

— Друг мой, когда расследуешь дело, не стоит полагаться только на то, о чем шла речь. Как раз о самых важных вещах сплошь и рядом не упоминают просто потому, что к слову не пришлось. А зачастую о них специально умалчивают, руководствуясь весьма вескими соображениями. Видите, я вам назвал по меньшей мере две причины — выбирайте любую.

Я молчал, сраженный его доводами.

Еще несколько минут, и вот мы уже подошли к пресловутому сарайчику, где оказались в сборе все наши знакомые. Обменявшись со всеми вежливыми приветствиями, Пуаро приступил к делу.