Оксана Обухова - Флаг, барабан и паровоз

Антон хмуро смотрел на девушку. И было видно, что он все еще находится в определенном раздрае: рассказ сыщицы напрочь вышиб его мозг, и хитроумный рэкетир пытается собрать извилины в прежний боевой узор.

Дусе было проще, она болталась в убийственной интриге уже давно, успела систематизировать мысли и к недостающему куску мозаики отнеслась довольно спокойно.

– Ты хочешь сказать, – негромко произнес собеседник, – Стас играет против отца?.. Он, падла, по-тихой с Конником встречался…

– Антон, я ничего не хочу сказать. Сам думай.

– Да я и думаю! – взбеленился Крученый. – Но не могу врубиться, зачем Стасу все это говно?!

– А вот на этот вопрос я, кажется, могу ответить. – Евдокия взобралась на стол, села, упираясь выгнутыми ладонями в край столешницы. – Ради чего Стас мог замутить всю эту канитель? Подумай сам. Какой у вас здесь самый жирный кусок? – Не дожидаясь ответа, произнесла сама: – Порт. Я правильно понимаю?

– Да.

– Вот. А теперь спрошу. После смерти Конника Семинарист поста в порту лишится?

– Ну-у-у… – Антон серьезно задумался, прошелся по небольшому помещению. – Батя вроде бы на Костю ставит… Семинарист толковый тип и в теме.

– И я так понимаю, – согласилась Евдокия. – Но если бы в городе не стало твоего отца и Конника, кто стал бы смотрящим и мог предложить Хабанере пост Семинариста в порту?

Крученый нахмурился, его глаза ушли в тень надбровных дуг, лоб упрямо набычился, а губы вытолкнули:

– Моня. Ты хочешь сказать… эту кашу Моня заварил?

– Ты сам сказал, Антон, – грустно и негромко произнесла Евдокия. – Моня или… кто? У кого хватит власти сместить Семинариста и поставить на порт своего человека?

Антон не отвечал. Вопрос бил прямиком в его отца. Евдокия понимала, что к некоторым ответам надо подбираться иносказательно.

– Кто отдал приказ привезти Семинариста в дом, где мы вчера встретились?

– Отец.

– Он приказывал Костю прессовать?

– Нет.

– Тогда кто его лупил? Кто выезжал за Костей?

– Стальной, Стас и еще два пацана.

– Стальной…

Евдокия не закончила вопрос, Антон ее перебил:

– Стальной за батю горло выгрызет. Они двадцать лет вместе.

– Тогда почему у Мони больше авторитета?

– Сема – местный. За ним братва. Стальной – пришлый, верных корешей у него здесь поменьше будет.

Дуся сочувственно смотрела на «Гевару», на ее глазах проводящего реестр памяти и ценностей. Крученый жил по понятиям, подлости ожидал от дальних, а не от близких. Прийти к пониманию – предатели рядом обитали! – ох как непросто. Не за пять минут такое трансформируется, не за полчаса.

– Антон, ваша братва недовольна тем, что на пост нового смотрящего претендовал пролетарский Конник? – Антон ответил мрачным взглядом, и Дуся продолжила: – Твой папа очень умный человек. Он использовал старый, но действенный финт: притворился немощным и стал ждать, какая крыса первой выползет из-под трона. Понимаешь?

Евдокия не могла сказать Крученому, что смена власти по-любому произошла бы не в пользу местного Мони. Иван Иванович подстраховался, да и не был так уж плох: он выздоровел, но продолжил изображать смертельно больного властителя даже перед сыном.

Но Антону было достаточно и напоминания: братва выражала недовольство тем, что новым смотрящим станет доходяга. Еще и портовик. А на протесте можно полноценный бунт устроить. Где и потребуется безусловный лидер. Стас – исполнитель, хотя, как догадывалась Евдокия, скорее всего – мозг. Поскольку нервный Моня на роль гения интриги никак не подходил. Тут вполне прописывался момент: Стас сыграл на досаде и амбициях Семена, заручился его обещанием поставить своего человека на порт. И пустился во все тяжкие. Выбрал правильное время, убрал Конника, подстроив обвинение для своевременно подвернувшейся приезжей персоны: прилепил к проблеме московскую сыщицу, замазав тем самым и смотрящего.

Гениально. Совершенно гениально! И все срослось бы, если бы не нервы. Стас не удержал лицо, когда услышал от Евдокии свою кличку. Наверняка подумал, что Конник как-то выдал человека, с которым собирается встречаться.

А были б нервы покрепче, не получись все так неожиданно, Хабанера наверняка мог бы как-то отвертеться. Песенка-мелодия – доказательство слабое. Можно даже сказать – никакое.

Но Хабанера не дослушал «любовный» разговор. Дернулся и засветился.

– Антон, Стас когда-нибудь намекал, что ему хотелось бы заполучить порт?

– Ну так… пошучивал.

– Завидовал Семинаристу, – утвердительно кивнула Евдокия. – Считал, что сам способен протирать штаны в кабинете, где за дверью сидит грудастая секретарша. Так?

Ответил «Че Гевара» нестандартно. Схватил высокий круглый табурет, стоящий перед уже выдранным микрофоном, и с размаху запустил его в стекло!

Тяжелый табурет с железными ножками оставил на стекле только туманное пятно. Как будто кто-то пыльной тряпкой прикоснулся.

Крученый выругался. Прошелся до угла. И сел там на пол, расставив ноги и опустив между коленей сомкнутые руки.

– Антон, я тебе еще не все сказала. Люди Стаса и Мони похитили Линку. Прислали мне на телефон фотографию…

– Там только Линка или и Серега тоже? – вскинул голову Крученый.

Евдокия в несколько предложений обрисовала ситуацию. Закончила словами:

– Мне очень хочется надеяться, что их не убьют.

– На какой станции они вышли? – Евдокия ответила, и собеседник кивнул: – Так я и думал. От Н-ска железка делает большую петлю. До нас потому легче и быстрее добираться на машине или самолете. Я думаю, Ангелина и Серега уже здесь. На хорошей тачке их сюда вернуть – три-четыре часа по прямой. – Крученый снова опустил голову, помотал ею из стороны в строну: – Во я влип. Серегу еще подписал!

– А кто он такой? Из ваших, из братвы? – Евдокия не стала говорить, что многое уже узнала. И совсем не потому, что боялась микрофонов, «червя» в ее телефон зарядили уже давно, и Стас знал про разговор с Димой Павловым.

Сыщица захотела элементарно проверить степень откровенности Крученого.

– Серега не при делах, – глухо, глядя в пол, сказал Антон. – Он вообще-то коммерс. Чистый. Но когда-то мне задолжал – не денег, как ты понимаешь, а одолжение. Ну я его и попросил… – «Гевара» замялся, но все-таки продолжил: – Сказал, что хочу к одной детке подобраться, но та… – Антон усмехнулся: – Ты. Затейливая очень, с кондачка не выгорит. А Серега балагур известный, я ему наводку на Ангелину дал…

– Ненавижу, – против воли, но отчетливо прошептала Евдокия. – Сволочи вы оба.

Антон пружинисто поднялся на ноги, подошел вплотную к сидящей на столе девушке и, глядя ей в глаза, проговорил:

– А если я скажу, что Серега на Линку запал всерьез? Что врезался?