Артур Строгов - Правозащитник

— Это братья Аланьевы просили Вас передать мне эти слова? Я думал, у них более весомые аргументы.

— У них и будут такие аргументы, что Вы и на ногах не устоите.

— Ваши братья Аланьевы — все равно что сорняки на банковском поле. Вы сами знаете, кто они на самом деле, что собой представляют. Но они не смогут тягаться со мной…

— Вы заблуждаетесь, — горячо возразил Лагания, — мы несокрушимы!

— Мы или «они»? Вот Вы и показали свое истинное лицо. Если бы Вы были по-настоящему преданы памяти Вашего друга Орланова, партнера, который Вам доверял и рядом с которым Вы провели почти четверть века, то не позволили бы такого предательства по отношению к его детям. А вместо этого, в подлом сговоре с захватчиками и мошенниками, Вы продали Ваш пакет акций Аланьевым и сделали бесполезной борьбу за контрольный пакет. Ваш поступок — это настоящее предательство! Я понимаю, что роднит Вас с Аланьевыми. Вы предполагаете, что Вам все позволено? Совершать любые противозаконные сделки, прикрывать тайные махинации, покупать политиков… Братья Аланьевы — лишь карикатура на современного банкира. Разве это приносит пользу обществу? Их деятельность… Они же выводят деньги из нашей страны. Они не инвестируют ни в промышленность, ни в строительство дорог…

— А Вы? Что делаете Вы? — вскричал с глубоким презрением Лагания.

— Я?! Я пожертвовал три четверти своего состояния, около двух миллиардов долларов на благотворительные нужды. У меня уже около трехсот фондов в городах, — в голосе Белосельского впервые проскользнуло нечто вроде гордости.

— И раз Вы, как говорите, потратили эти деньги, значит, Вы имеете право порицать поступки других людей, быть может, не менее достойных, чем Вы и имеющих заслуги перед обществом? Нападать на них? Это и есть Ваша философия? Вернее, стиль Вашей жизни?

Лагания говорил с твердой убежденностью человека, который закостенел в своих убеждениях и принципах.

— В этом и во многом другом, — отвечал Белосельский, — обладание большим капиталом налагает большую ответственность на их владельца. Но если человек забывает о своих обязанностях перед своими ближними, если совершает преступления, банкротит приличные предприятия, сокращает рабочие места, уничтожает промышленность, попросту грабит людей, то такой человек лишается права на свое имущество… Ибо найдется тот, кто найдет им более достойное применение.

— Вы фанатик! Я не желаю слушать эту ересь! — вскричал Лагания с высшей степенью презрения и брезгливости. — Вы выдаете себя за праведника, но на самом деле Вы хищник, причем один из самых опасных…

— Думайте, что Вам заблагорассудится. Я не надеюсь, что Вы поймете мою логику. Если бы знаменитые меценаты, жившие в XIX веке, такие, например, как купец и промышленник Солодовников, Савва Морозов, Третьяков питались бы Вашей развращенной философией, у нас не было бы ни каменных зданий для больниц, ни приютов для нуждающихся, ни железных дорог, ни театров… ни многого другого! Купец первой гильдии Солодовников пожертвовал двадцать миллионов рублей на строительство благотворительных учреждений, а это эквивалентно девяти миллиардам долларов в пересчете на сегодняшние деньги. Это были люди! Как сказал бы Лермонтов: «Богатыри — не Вы».

— Мы никогда не поймем друг друга.

— Я-то знаю, что Вы здесь, чтобы настраивать Татьяну против меня… и что Вы здесь, в этом доме — с конкретным поручением…

На лице Лагании промелькнуло нечто вроде изумления.

— Передайте Аланьевым следующее. Я осведомлен обо всех их шагах.

На лице Лагании появилось недоверчивое хищное выражение.

— Особенно про «непрофильные активы», от которых Аланьевы стараются избавиться.

— Какие активы?

— Господин Лагания, — с достоинством произнес Белосельский, — если Вы наводили обо мне справки, то Вы должны представлять, хотя бы смутно, какими возможностями я обладаю… Повторяю еще раз. Я не позволю совершиться этой сделке, за которую Ваши братья хотят выручить около восьми миллиардов рублей, чтобы покрыть возможные убытки… Я представлю факты в Министерство, и Ваши полигоны, на которых Вы планируете хранить оружие, будут арестованы той же самой Росгвардией, которой, кстати, Ваши партнеры придают столь большое значение при решении некоторых щекотливых вопросов.

Лицо Лагании стало мертвенно-бледным. Он с нескрываемой ненавистью посмотрел на Белосельского.

— Вы слишком далеко зашли… поверьте мне. В этой сделке участвуют такие могущественные люди, влияние которых беспредельно.

В эту минуту вошла Татьяна.

— Опять вы о делах, спускайтесь вниз.

— Боюсь, что мне придется уехать немного ранее обычного, — произнес немного натянуто Лагания.

Белосельский остался невозмутим.

Лагания отошел от них и довольно быстро спустился вниз по одной из галерей.

— Поссорились? — слегка удивленно спросила Татьяна.

— В делах, как Вы знаете, ссор не бывает, — пошутил Белосельский, — либо партнер, либо нет.

Девушка пристально посмотрела на него.

— Для начала я хотела, чтобы мы были на «ты»… потому что Вы друг нашей семьи… Вы не против?

— Я нет, но, наверное, моя жена будет недовольна.

Татьяна улыбнулась.

— Неужели? Я только что видела ее смеющейся и веселой.

Белосельский улыбнулся добродушной улыбкой и кивнул в знак согласия.

— Спустимся вниз, приехали мои друзья, с которыми я училась в институте, — предложила Татьяна.

И она одарила Белосельского задорной слегка кокетливой улыбкой.

Аланьев-старший в ярости развязал шелковый галстук, который несколько стягивал его бычью шею, и вскричал:

— Он у ворот моего банка?! А я узнаю об этом только сейчас?

Солнечный свет неумолимо вливался в кабинет сквозь закрытые шторы и золотил металлические причудливые панно, симметрично подвешенные на стене в форме пирамиды.

Банкир с тревогой и беспокойством воззрился на съежившегося начальника охранника. Этот последний, несмотря на свою дородность и холеность, явно проигрывал Аланьевым в росте и казался почти карликом-карапузом по сравнению с двумя братьями-гигантами.

— Я велел следить за ним, — продолжал Аланьев-старший, — разве это не выполнено?

— Так и есть, но нам не всегда везло, иногда мы теряли его из вида.

Начальник охраны оправдывался, как провинившийся школьник перед строгим учителем и говорил неуверенным голосом.

— Номера его машины нам известны, они принадлежат к особой директории, если их искать в общей базе данных, но они постоянно меняются… к тому же…

— К тому же что?

— Мы так и не смогли узнать точный маршрут… Но я составил ориентировочную карту.

— Так, сколько людей у нас всего в банке?