Семен Данилюк - Законник [сборник]

— Что? Нет протокола осмотра места происшествия? — Гулевский едва не порезался.

— Протоколишко, может, и есть, — протянул Стремянный. — Но, сдается мне, если и есть, то составили его задним числом. Я сам по следам ребят прошел, — признался он. — Там от метро «Лоськово» к «Товариществу достойных» через лесопарк идет аллея километра на полтора. Вдоль нее — скамейки. Вычислил скамейку, на которой Костя лежал, — до сих пор вдавленные отпечатки. А вот следов осмотра места происшествия что-то не обнаружил. Скорее, какой-нибудь оперок, чтоб на морозе не мерзнуть, мог протокол в морге составить. А то и вовсе — со слов охранника, что тело обнаружил. Вписал «для привязки» навскидку любую скамейку. Сейчас всем все влегкую.

— И все-таки не факт, что отравили с целью ограбления. Ведь Костю мог обобрать какой-нибудь залетный прохожий. Проходил мимо, увидел на скамейке в стельку пьяного, ну и пробежался по карманам.

— Насчет залетного — особо любопытственная темка, — Стремянный поднял палец, призывая к вниманию. — Я уж тебе сказал: километра на полтора лесопарк. Аж до самого Товарищества. Вдоль тротуара даже фонарей нет. И, как говорится, чужие там не ходят. Прохожих днем-то не сыщешь, не то что к ночи, по тьме Египетской. Нет, Илья Викторович, обобрал Котьку тот, кто за ними двумя следом шел. И, стало быть, знал, что упасть должны. А знал, потому что сам отравил. Другой вопрос на засыпку меня мучает. Метро, машины, толпы людей под боком. Это же помощь! А двое тяжко отравленных из последних сил волокутся по пустынной аллее в темноту. То ли ориентировку потеряли?

Он задумчиво огладил подбородок.

Гулевский сдернул с крючка нечистое вафельное полотенце, яростно растер изрезанное лицо, обернулся:

— У кого в производстве уголовное дело?

— Нет никакого дела, — откликнулся Стремянный. — Проверочный материал, как узнал, лежит в межрайонном следственном отделе у какого-то следователя Цыпко. Похоже, ребята несуетливые.

Он насмешливо оттопырил губу.

— Чепуху городишь, — рассердился Гулевский. — Если ты прав и налицо признаки убийства, как можно, чтоб до сих пор не возбудили дело? В таких чрезвычайных случаях каждая минута дорога.

Наоборот, создают оперативно-следственную группу, прочие службы подключают. Выходные отменяют.

— Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам, — отреагировал Стремянный, распевной интонацией обещая Гулевскому и другие сюрпризы. — Предлагаю с этими вопросиками подъехать к следователю. Машина в вашем распоряжении.

У палисадника парила старенькая ДЭУ Нексия, на которую в девяностые начальник «убойного» отдела московского УГРО копил несколько лет. За пятнадцать лет машина сильно обветшала. Боясь, что на морозе не заведется, Стремянный не заглушил ее.

— Так и не поменял старушку? — заметил Гулевский.

— Нормальная машинеха. Еще и муха не сидела, — буркнул Стремянный. Признаться, что за годы адвокатской практики так и не наработал на новую, ему было неловко.

В Москве Гулевский заскочил домой переодеться и привести себя в порядок. Встретиться договорились у следователя.

Двухэтажное кирпичное здание неподалеку от метро прежде занимала прокуратура со своим следственным аппаратом. Когда следствие от прокуратуры отпочковали, здание поделили меж двумя ведомствами. Попасть в прокуратуру и следственный комитет можно было через единственный подъезд с общим постовым на входе. Но далее лестничные пролеты разбегались направо и налево, будто расчлененные надвое сиамские близнецы.

Заплывший милиционер на входе при виде полковничьего милицейского удостоверения равнодушно кивнул.

На вопрос Гулевского, как найти следователя Цыпко, снизошел до краткого пояснения:

— Следователи налево, прокуроры направо.

Со второго этажа левой лестницы донесся многоголосый жеребиный гогот.

— Это как раз следователи, — подтвердил постовой.

За время недолгого подъема Гулевский успел уловить, что на втором этаже обсуждается вчерашний сабантуй с девицами из канцелярии. Какой-то Симка, не стесняясь в подробностях, доказывал, что Машку он все-таки отымел. Собеседники, явно подтрунивая, матерно сомневались.

Перед Гулевским открылась задымленная лестничная площадка. В клубах табачного дыма энергично размахивал руками долговязый круглолицый парень в длинном кожаном пальто и остроносых, загнутых кверху туфлях — несомненно, тот самый Симка. Лица трех его собеседников были исполнены лукавства. Заразительней и откровенней прочих гоготала девица в форме лейтенанта юстиции.

Появление незнакомца не смутило весельчаков и даже не заставило прервать разговор.

— Вообще-то здесь посетители бывают. И не все глухие, — проходя мимо, бросил Гулевский.

На него глянули с недоумением.

Кажется, вся жизненная активность следственного комитета сосредоточилась на лестничной клетке. Во всяком случае длинный, покрытый свежим линолеумом коридор показался Гулевскому беззвучным. Немногие, притихшие у кабинетов посетители выглядели так, будто из них откачали воздух.

Он разыскал дверь, на которой среди прочих фамилий значилось — «И.Б.Цыпко», коротко постучал и, не дождавшись ответа, вошел.

Кабинет оказался пуст. Лишь заваленные бумагами столы и распахнутые настежь сейфы свидетельствовали, что хозяева их неподалеку. В ворохе бумаг натренированный глаз Гулевского заметил уголовные дела, — заходи — бери. «Должно быть, „лестничные“ олухи,» — решил про себя Гулевский.

Он собрался выйти, но тут послышался шорох и из-за крайнего, у окна, стола показалась нескладная бледненькая девчушка с короткой высветленной стрижкой, очевидно, секретарь или практикантка. В руках она держала оброненные очки.

— Мне нужен следователь Цыпко, — обратился к ней Гулевский.

— Я вас слушаю, — девушка подула на стекла.

Гулевский не сдержал удивления. Девчушка водрузила на нос очки, сделавшие ее несколько старше, оправила юбку.

— Следователь Цыпко Ирина Борисовна, — со строгостью в голосе представилась она.

— Здравствуйте. Моя фамилия — Гулевский.

Цыпко припоминающе свела бровки к переносице.

— У вас материалы по факту смерти моего сына, Константина Погожева, — Гулевский с усилием выдавил из себя эти слова. — У него фамилия матери, — опередил он вопрос. — Хотелось бы узнать, что установлено и что делается по делу.

— Как же, как же. Это которые отравились, — припомнила Цыпко. Она приняла скорбный вид. — Прежде всего, позвольте выразить соболезнование. Поверьте, мы все сочувствуем вашему горю.

Фальшивое, казенное сострадание зародило в Гулевском глухое раздражение.

— Делается, поверьте, все возможное, — сюсюкающим тоном, каким говорят с заболевшими детьми, продолжила Цыпко. — И как только появятся результаты…