Семен Данилюк - Законник [сборник]

— Слышал, орденом наградили, — завистливо припомнил Толстых.

— Представили, — подправил Видный. — Подтверждение еще вчера получили. Ждали, что подъедут из Администрации — для официального вручения. Но перезвонили, — срочное совещание у президента. Так что официально вручат позднее, в Кремле.

— Я тоже не надолго, — заслышав, что «кремлевских» не будет, Толстых заторопился. — У нас у самих коллегия идет. И то невиданное дело — Генеральный специально отпустил зачитать адрес. Все-таки, говорит, не кто-нибудь — Гулевский! — высокий гость ностальгически покачал залысой головой. — Сколько этот ваш Гулливер жил из меня вытянул, когда мы с ним нынешний УПК(сноска — здесь и далее: УК — уголовный кодекс; УПК — Уголовно-процессуальный кодекс) создавали.

Видный поспешил спрятать усмешку. Таких создателей, как Толстых, числилось десятка полтора военных и гражданских генералов. Почитай, все высшее правовое начальство страны поспешило записаться в разработчики. Но ни для кого не было секретом, что реальными творцами блока российских уголовных законов были несколько видных ученых-правоведов. И, прежде всего, конечно, Гулевский. Один из тех, кого за всеядность называли многостаночниками. С первых шагов в науке Гулевского в равной мере интересовали уголовное и уголовно-процессуальное законодательство, азартно вгрызался он в проблемы криминологии и пенитенциарной политики. В каждой из этих специфических отраслей научные труды Гулевского значились среди основополагающих.

— Руководство Следственного комитета, надеюсь, здесь? — вскользь поинтересовался зам Генерального.

Но эта небрежность не обманула опытного аппаратчика Видного.

— Нет. Единственно, адрес прислали. Должно быть, чем-то очень заняты, — подпустил он сарказма. И — попал в цвет.

— Ишь ты, адресом отделались! Уж эти-то могли бы найти время собственному крестному отцу поклониться. Сколько я доказывал, — нечего им такую власть давать. Так нет, послушались Гулевского — нужен-де независимый следственный орган. И вот, пожалуйста, без году неделю создали, и уже — родства не помнят. У высшего руководства прокуратуры время нашлось, даже коллегии прерываем. А эти независимые, заняты, видишь ли. Чем только? Можно подумать, хоть один паршивый теракт или «заказник» раскрыли. Недавно пригласил к себе на координационное совещание, так тоже времени не нашел.

Толстых натужно задышал. После выделения Следственного комитета в самостоятельный орган его зависимость от прокуратуры сильно уменьшилась. Зато с обеих сторон заполыхали амбиции.

Видный, забежав вперед, распахнул перед прокурором дверь лифта, втиснулся следом. Груженные подарками порученцы потрусили по лестнице. По пути обогнали Стремянного.

Деликатный Видный слукавил, — торжественная часть подходила к концу. Принялись потихоньку сворачиваться телевизионщики, — должно быть, тоже прослышали, что вручение ордена переносится.

Огромный, подстать концертному, Актовый зал Академии, заполненный на две трети, устало дышал.

Стол президиума сегодня удлинили на всю ширину сцены. И все-таки мест для почетных гостей не хватило. Острая макушка притулившегося с краю Ученого секретаря едва виднелась из-за стопки поздравительных адресов. Так что для заместителя Генпрокурора пришлось освобождать стул в центре, меж начальником Академии Резуном и юбиляром, — поджарым полковником с густо простроченными сединой волосами, барханами лежащими на голове, и двумя глубокими морщинами на лбу. Насмешливые синесерые глаза из-под густых бровей, будто из амбразуры, выцеливали то членов президиума, то приглашенных гостей.

Толстых, поерзав, втиснулся. Пригнулся к Резуну.

— Всего на пятнадцать минут вырвался. Машина под парами. Так что объяви меня, — коротко бросил он. Всем крупным телом развернулся к герою торжества. Приобнял. — Поздравляю, кровопийца! Желаю сто лет. Но только чтоб от меня подальше. А то остатки крови выпустишь.

Гулевский с иронией прищурился, — дородному прокурору кровопускания явно не повредили бы.

— Бестактная ты все-таки язва, — хмыкнул Толстых. Зыркнул вдоль стола президиума, кому-то кивнул. Откликаясь на приглашающий жест Резуна, поднялся. Склонился к уху Гулевского. — Зря ты эту сходку затеял. Не монтируются Гулливеры в президиумы. Мельчают от славословий.

Отдуваясь, направился к трибуне.

Гулевский нахмурился, так что кожа натянулась на выступающих скулах, а морщины волнами загуляли по лбу. В сердцах потеребил переносицу. Удачно подковырнул злоязыкий прокурор. И впрямь меж сановных, оплавленных, будто догорающие свечи, лиц чувствовал он себя неуютно.

Особое положение Гулевского в научном мире определила черта характера, которую недоброжелатели называли упертостью. Убежденный в своей правоте, он двигался к поставленной цели, расчищая преграды и завалы с неотвратимостью шагающего экскаватора.

В начале девяностых с крахом Советского Союза началось повальное разграбление нажитого за годы советской власти. Безнадежно устаревший уголовный кодекс, не ведающий понятия частной собственности, не мог служить хотя бы слабой преградой для перетекания денежных потоков в карманы нуворишей.

Тридцатилетний Гулевский принялся обивать пороги высоких инстанций, доказывая необходимость срочного реформирования уголовного закона.

Не по возрасту ретивому доценту разумно возражали, что в стране до сих пор не принят системообразующий, гражданский кодекс. А значит, менять уголовное законодательство не пришло время, — не нанимают сторожа, пока не выстроят новое здание. «Но если не поставить охраны, то и здание никогда не достроят, — упорствовал Гулевский. — Разворуют прямо на стройплощадке. Вы что, хотите жить в бандитском государстве?» — напористо спрашивал он. Смущенные чиновники от ответа увиливали.

Гулевский настаивал, что вместо латания обветшавших кодексов необходимо разработать правовую концепцию и на ее основе создавать новое законодательство, в котором все отрасли права должны быть гармонично увязаны меж собой и способствовать торжеству гуманности и справедливости. Над наивностью его посмеивались. Но неутомимый правовед продолжал отстаивать идею на всех уровнях.

В конце концов, действуя, где напором, где сметкой, сумел пробиться на прием к Ельцину. Слова о торжестве гуманности в зарождающемся государстве президенту понравились. Правда, увесистую программу комплексного реформирования законов отложил не листая. Но — стремясь к невозможному, добьешься многого, — был дан зеленый свет подготовке нового уголовного кодекса.

Собственно с того момента и началась особенная слава Гулевского, выделившая его из общего ряда ученых. Имя его, и ранее известное на Западе, стало символом преобразований в российском законодательстве. И когда в начале двухтысячных настал черед обновления уголовно-процессуального закона, вопрос о том, кто должен возглавить рабочую группу, даже не поднимался. Конечно, Гулевский.