Семен Данилюк - Законник [сборник]

Чуткий Стремянный уловил сомнение, что жило в Гулевском.

Не раз спрашивал он себя: «Любишь ли ты эту девочку так, как она того заслуживает? Или прикипел к молодому, отзывчивому телу и боишься потерять? А может, просто утратил прежнюю способность влюбляться страстно, до исступления?» Остыли чувства. Как борщ, который в юности любил горячим, а ныне предпочитает хлебать тепленьким. Впрочем, если быть до конца честным, колотило у него в висках только от одной женщины. Но в ту далекую пору он сам был юн, и чувства были юны. Перед Гулевским вдруг всплыло хохочущее личико Беаты Дымниц. Аж головой встряхнул от внезапного наваждения.

— Какой же ты молодец, что пришел! — Гулевский охватил друга за плечи. — Без тебя, черта, перца не хватает. Как Оля?

— Обидный вопрос! С таким-то мужем! — Стремянный выпятил губы, как делал всякий раз, когда переходил на особую, ерническую интонацию.

— Все еще зав терапией в госпитале?

— Да, — подтвердил Стремянный. — Правда, полставки сократили. Так что больше на мне тренируется. Дня не проходит, чтоб не обнаружила какую-нибудь очередную язву. А то и хлеще. Зарядку делаю с круговыми вращениями. Перекрутился, слегка повело. Все! Налицо нарушение мозгового кровообращения. И рецептик тут как тут: сиди безвылазно дома. Но я ей на это возразил, что, видно, уже не хватает квалификации поставить правильный диагноз. Придется менять на молоденьких медичек — со свежими знаниями.

Гулевский расхохотался.

— Ох, и намучилась с тобой, паразитом, Ольга! Сам-то как адвокатствуешь?

— Терпимо, — Женя поскучнел.

Репутация у адвоката Стремянного сложилась своеобразная. Адвокат, как известно, обязан придерживаться позиции, занятой подзащитным. И если подзащитный в самом деле был невиновен, не было для него более надежной опоры, чем Стремянный. Но стоило Женьке заподозрить, что клиент изворачивается, он сначала «колол» его, склоняя к даче признательных показаний, а затем использовал малейшую зацепку в суде, чтоб добиться смягчения наказания. Так что истинно невиновные тянулись к Стремянному, «лукавые» шарахались. Впрочем, в последние годы его стали избегать и те и другие. В цену все больше входили хваткие адвокаты-решалы, умеющие «заинтересовать» следователя, «занести» судье. Стремянный среди них ощущал себя мамонтом.

— Может, тебе в розыск вернуться? — предложил Гулевский, убежденный, что причина Женькиной меланхолии в профессиональной нереализованности. — Десять лет прошло, а гляжу на тебя и вижу — до сих пор весь там. Давай звякну начальнику ГУВД. Наверняка с радостью возьмут. Такие опера, как ты, во все времена по тройской унции.

— Там да не там. И не во все времена…

— Во все времена человек должен делать то, для чего предназначен!

— с привычной безапелляционностью рубанул Гулевский. — Ты вот меня подковырнул, будто сбежал со следствия. А я свою нынешнюю пользу вижу в том, чтоб способствовать улучшению законов в стране.

На лице Стремянного промелькнула горькая усмешка.

— С чем не согласен? Говори прямо, — потребовал Гулевский.

Стремянный поколебался, решаясь.

— Прямо так прямо. Послушал я сегодня ваши славословия. Сидите тут, в хрустальных замках, — он повел вдоль обшитых дубом стен. Хмыкнул. — Законы они вершат. Для кого только? Ты, конечно, извини, но в форточку хоть иногда выглядываешь?..

Он заметил, как сошлись в злую скобку губы, как заиграли в преддверии взрыва желваки. Увы! По наблюдениям Стремянного, слава подпортила доброго товарища, добавила ему черту, прежде несвойственную, — нетерпимость к возражениям.

— Лучше скажи, почему среди гостей Котьку не вижу? — поспешил он перевести разговор.

Гулевский нахмурился. Простой вроде вопрос был с подковырцей. Уж кто-кто, а Стремянный хорошо знал историю разрыва между отцом и сыном. Доверительные отношения меж ними разрушились через полгода после того, как Гулевский ушел из дома. От директора колледжа узнал, что Константин под отцовское имя занял крупную сумму. Состоялся разговор. Костя попытался оправдаться. Рассвирепевший Гулевский, оборвав сына, потребовал впредь не позорить его фамилию.

— Что ж, не буду, — угрюмо пообещал тот. По достижении шестнадцати лет Костя вписал в паспорт материнскую фамилию — Погожев.

С тех пор отец и сын общались больше по телефону. Виделись урывками. Костя, казалось, стал жить по лекалам, скроенным матерью. Вместе выбрали ВУЗ попроходимее. Занятия не посещал. Когда подходила очередная сессия, мать шла к декану, доставала из сумочки деньги и — решала вопрос.

Такое образование Гулевский определил как заушное.

Как-то при встрече сын с энтузиазмом поделился, что поступил во второй ВУЗ, на юридический.

— Деньги-то у мамочки не иссякли? — снасмешничал Гулевский.

Котька померк, поджал губы и в дальнейшем на вопросы об учебе отвечал в тон: числюсь.

— Черт тебя знает, Илья Викторович, — Стремянный озадаченно повел могучей шеей. — Разве так с собственным сыном можно? Знаешь хоть, что он три года как второй ВУЗ закончил?

— Наверняка опять дипломчик купленный.

Стремянный с ожесточением потер ежик.

— Вот и видно, что где-то дали необъятные провидишь, а где-то, будто крот слепой. Зациклился на том, что десять лет назад запомнил. Да и тогда-то!.. Ведь до сих пор не знаешь, что деньги те Котька для своей девочки занял — на срочную операцию. А потом подрабатывал, отдавал.

— Чего ж сам не сказал? — Гулевский смущенно наморщился.

— А как он тебе, зашоренному, скажет, если ты сходу блажить начинал?! И вообще люди, знаешь, имеют свойство меняться. Котька твой серьезным парнем стал. Юрфак с красным дипломом закончил, на работе на хорошем счету, девчонка чудесная, со школы вместе. Бывшая твоя сожительство их не одобрила. Так ушел из дома. Квартирку снимают… Да что я тебе живописую? На вот, приглашение на свадьбу.

Он выудил из заднего кармана брюк примятый конверт, всунул Гулевскому.

— Женится твой сын!..И вообще не дело это, когда отцу такие приглашения через чужих передают! — в сердцах бухнул он. — Как хошь, но не дело.

Гулевский озадаченно повертел приглашение.

— Ты-то откуда все знаешь?

— А он со мной охотно контачит! И знаешь, почему? — с вызовом произнес Стремянный. — Я ему о папеньке рассказываю. Должен же сын хоть от кого-то об отце узнавать!

— Конечно, должен, — Гулевский потрепал друга по литому плечу. — Может, и впрямь случаются чудеса. Завел парень семью, появилось, за кого отвечать. Повзрослел.

В самом деле: устоявшиеся представления Гулевского о сыне как о скользящем по жизни ловкаче, все менее сходились с тем, что узнавал в последнее время. Он шутливо подтолкнул смурного друга:

— Ладно. Не куксись. На свадьбе-то хоть гульнем как прежде?