Мишель Бюсси - Помнишь ли ты, Анаис? [сборник]

– Да.

Больше она ничего не сказала.

По коридору снуют медсестры, встречаясь, поздравляют друг друга с Новым годом, желают доброго здоровья – на тон ниже, чтобы не услышали больные. Дав секундной стрелке пробежать еще три круга, Айя тихо повторяет:

– Что это за деталь, Жюстина?

Девушка колеблется. Прокручивает в голове события последних часов. Вот Жоана оседает на песок. Нет, раньше… За несколько минут до наступления нового года лицо подруги на мгновение искажается от резкой боли, когда Маню снимает футболку и вспышка ракеты освещает его торс, плечи и руки. А вот Жоана выходит из воды, сразу после полуночи, у нее умиротворенное лицо, как будто что-то кончилось. Жо часто говорила о своем наваждении. О тюрьме, из которой она не может вырваться, с тех пор как на нее напали. Рассказать все этой легавой все равно что прямо обвинить подругу.

Жюстина медленно поворачивается к Айе. Она видит, что капитану жандармерии стоит неимоверных усилий оставаться спокойной, терпеливой, внимательной, но смотрит она на циферблат часов.

Торопится. Ее наверняка ждут.

Жюстина снова мысленно взвешивает все «за» и «против». Ее признание станет приговором Жоане. Но подруга в коме, а у нее нет выбора.

– Маню Нативель был ее насильником, – выпаливает она в лицо Айе. – Я думаю, она встретила его случайно, хотя искала – так или иначе – все эти годы.

– Она узнала его, так? Но он ее не вспомнил?

– Она была жертвой, наверняка одной из многих. Он просто пошел однажды вечером за девушкой от ночного клуба и взял ее силой. В темноте. Шесть лет назад. И сразу выкинул ее из головы. Но она – разве могла она забыть его?

– Я понимаю, Жюстина, но вы мне так и не ответили. Почему Жоана была уверена, что Маню Нативель – тот самый насильник, если не знала его в лицо?

Рот Жюстины болезненно кривится.

– У него была татуировка. Очень необычная. Два дельфина, стоящие на хвостах, повернувшись друг к другу, и дата: 11/11/2000. На ключице и правом плече. Эта татуировка была ее навязчивой идеей. Когда насильник навалился на нее там, в овраге под виадуком Фонтен, она видела только этот рисунок. Два дельфина плясали в ритме мускулов насильника, придавившего ее всем своим весом. Мне кажется, с той ночи Жо при виде мужчины с голым торсом всегда проверяла, нет ли у него этой татуировки. Это стало рефлексом. Она воспринимала ее как клеймо, которым мог быть помечен любой парень.

– Хотите сказать, у Маню была такая татуировка? И Жоана ее узнала?

– Да… Жо все поняла, когда парень снял футболку и бросил ее на песок. Я тоже должна была понять. Догадаться, что она решилась. Я могла бы ее остановить.

Айя мягко касается коленей Жюстины.

– Подождите, мадемуазель Патри, не спешите винить себя. Сначала нужно все проверить.

– Кристос?

– Ну?

Айя быстро пересказывает по телефону показания Жюстины Патри. Мысленно фиксируя детали, Кристос все чаще смотрит на расположившееся в беседке отеля семейство Нативель. Все – мать, отец, братья, кузены – уставились на него, ждут новостей, вот сейчас он договорит, подойдет и скажет, глядя им в глаза: все кончено, мы взяли убийцу вашего сына. Только на это им и остается надеяться.

Айя продолжает свой рассказ. Кристос удаляется от беседки и идет к дверям, куда входят двое коллег. Эксперты из Сен-Дени приехали за телом Маню Нативеля, упакованным в пластиковый мешок.

Маню Нативель… Образцовый служащий, самоотверженный пожарный, верный друг, идеальный сын.

Кристос в последний раз оглядывается на Нативелей. Все ждут, чтобы правосудие покарало виновного, а им сейчас скажут, что оно свершилось.

Их сын был насильником. Его судили. Приговорили. И казнили.

Кто в это поверит? Кто из них сможет принять такую версию?

– Проверь, Кристос!

– Что проверить, Айя?

– Татуировку. Пока тело не увезли в морг.

– Твою мать…

Кристос тормозит коллег с носилками, спиной чувствуя давление всего клана Нативелей. Он шепчет пару слов Морезу, стоящему рядом с телом, и тянет вниз молнию на мешке.

Черные волосы, холодный лоб, широкий нос. «Боже, – мысленно молит Кристос, – сделай так, чтобы парень был ни в чем не виноват».

Мешок открывается, уже виден пересохший рот, волоски на подбородке.

«Сделай так, чтобы бедолага оказался случайной жертвой пьяной драки. Боже милостивый, дай всем, кто любил парня, оплакать его. Они не перенесут второго смертельного удара».

Шея, плечо.

Первой бросается в глаза ключица.

Черт!

Девчонка была права.

На правом плече мертвого тела Кристос видит татуировку.

Ту самую, которую описала Жюстина Патри. Дата, 11/11/2000, и два танцующих дельфина.

Кристос выпрямляется, кивает Морезу: закрывай мешок, машет коллегам, чтобы уносили тело.

Его взгляд задерживается на малыше Силиане, который нашел труп. Потом на сидящем у стойки бара Дориане.

«Извини, сынок, твой кумир из “Марсуена” был тот еще негодяй».

Потом на семье.

«Извините, друзья, ваш ненаглядный Маню скрывал грязную тайну».

Хоть и не похож был на сексуального насильника. «Мне жаль, что это случилось 1 января. Я и сам хотел верить в сказку о герое, достойном, чтобы о нем скорбели».

Все еще сжимая в руке телефон, младший лейтенант подходит к бару и берет свой мохито, не обращая внимания на встревоженные взгляды полицейских, Нативелей, Рейнальда Бертрана-Ги и своих подчиненных.

Выпивает одним махом.

С Новым годом, доброго здоровья.

Где-то далеко, в его руке, разоряется Айя.

– Ну что, Кристос? – пробивается сквозь треск помех голос капитана.

– Это он!

Айя отключается.

– Это он, – сообщает она Жюстине.

Девушка мгновенно успокаивается. Все будет хорошо, Жоана очнется, ей предъявят обвинение, но у нее найдутся доводы в свою защиту. Неопровержимые доводы.

Она встает:

– Я хочу вернуться к Жо.

Они вместе идут к палате 217. Айя в последний раз оглядывается на часы. Может, она даже успеет в Плато-Кайу раньше Тома с Жад и Лолой.

Но один вопрос остался без ответа.

Почему Жоана не испытала эмоциональный шок, увидев татуировку на плече насильника? Или всадив нож ему в сердце? Почему девушку накрыло позже, когда ее поиск был завершен и дело сделано? Что такое увидела она в ту минуту, когда вышла из воды на пляж Эрмитаж? Какой демон вернулся за ней, чтобы утащить прямиком в ад?

Жоана медленно возвращается к пляжу, вода стекает по ее ногам, как будто лагуна опорожняется. Она увела Маню далеко, очень далеко, чтобы его тело нашли не раньше завтрашнего утра.

Китайские фонарики продолжают взлетать. Она не зажжет свой в этом году. Никогда больше не зажжет. Ее желание, ее единственное желание исполнилось.