Картер Браун - Пропавшая нимфа: Сборник

К любым усилиям заинтересовать ее моей работой она выказывала полнейшее равнодушие, а ко всему, что тревожило и увлекало меня как врача, просто питала отвращение.

И вскоре я перестал рассказывать ей о том, что продолжало быть основой моего существования. Ее раздражало, что я трачу много времени на приемы больных и поездки по вызовам. Она становилась все более ворчливой, нетерпимой и недовольной.

Напрасно пытался я ей объяснить, что именно благодаря моей обширной клиентуре мы можем жить безбедно, удовлетворять ее прихоти и оплачивать бесконечные расходы. Она только пожимала плечами.

— К чему зарабатывать много денег, если не имеешь возможности ими пользоваться? — говорила она.

По прошествии трех лет супружества я пришел к печальному выводу, что ошибся в выборе подруги жизни. Мари-Клод оказалась женщиной легкомысленной и поверхностной, у нее не было тех качеств и широты кругозора, которые я ей приписывал и в чем она меня очень ловко убеждала.

Она видела во мне возможность «солидно» устроиться, я же искал в ней счастья. Построенный на таком недоразумении, наш союз не мог оказаться прочным. Произошло то, что обычно бывает в подобных случаях: у меня появилось несколько незначащих связей, а я не имел оснований предполагать, что Мари-Клод верна мне. Меня заботила только необходимость соблюдать внешние приличия.

Через два года после свадьбы мы переехали в Нейи под Парижем, где я приобрел прекрасную практику.

Двадцать Седьмого августа мне позвонили из Брюсселя. Вызывал пациент, которого я уже дважды консультировал, но поставить диагноз не сумел из-за очень противоречивых симптомов.

Эмиль Ван Воорен испытывал сильнейшие боли и просил меня прибыть к нему, уверяя, что сам ехать, в Париж не в состоянии. Он брал на себя полное возмещение убытков за пропущенные приемные часы и умолял не мешкать.

Я прикинул, что без особого ущерба смогу это сделать двадцать девятого августа, в воскресенье, когда у меня не было большого приема.

Ван Воорен просил очень настойчиво, говорил, что его состояние резко ухудшилось и необходима срочная консультация.

Я согласился, поскольку только что вернулся из отпуска и еще не накопил много больных.

Учтя восемьсот километров, которые мне предстояло проехать, и километры, которые мы отмахали недавно, я отвел свою машину в гараж у бульвара Шампетер, где она обычно стояла; там механик Марсель всегда тщательно и даже любовно ее ремонтировал.

Моя машина марки «астон-мартин» .восхищала меня быстрым и мягким ходом. Поездки на ней доставляли истинное удовольствие.

В воскресенье в восемь утра я выехал из Парижа и вскоре достиг пограничного поста в Валансьене. Было четверть двенадцатого.

Так как таможенные формальности между Францией и Бельгией были обычно, очень простыми, я ожидал только поверхностного осмотра и поразился, когда машину окружили несколько чиновников и любезно попросили разрешения проверить багаж.

Поскольку я рассчитывал вернуться в тот же вечер, то взял с собой лишь чемоданчик с обычным набором инструментов и медикаментов. Указав на него, я ответил с улыбкой:

— Будьте добры, но .боюсь, вы будете разочарованы.

Не отвечая на шутку, таможенники принялись за работу.

Однако вместо того, чтобы заняться чемоданчиком, они подняли коврик и подушки сиденья, а потом самым безжалостным образом начали отдирать обивку салона.

Я пришел в ужас.

— Надеюсь, вы потом приведете машину в порядок? — сухо спросил я, возмущенный подобным обыском, тем более что он меня очень задерживал.

Когда обивку сняли, старший таможенник повернулся и бросил на меня очень красноречивый взгляд. Подчиняясь молчаливому приказу, я наклонился и с изумлением увидел, как из образовавшейся полости он извлек четыре полиэтиленовых мешочка.

От неожиданности я просто онемел.

Инспектор вскрыл один мешочек, высыпал на ладонь немного белого порошка, понюхал его, потом взглянул на меня, покачал головой и сурово произнес:

— Боюсь, доктор Спенсер, что разочарованы будете вы!..

На горизонте показалась белая полоска: скоро наступит рассвет. Надзиратель, тушивший свет вчера вечером, сказал, что меня разбудят в шесть часов, чтобы дать время одеться перед освобождением в половине седьмого.

Против воли я улыбнулся. Может ли человек уснуть в последнюю ночь в тюрьме, где просидел пять лет?

Вероятно, сейчас начало шестого.

Я нащупал в кармане еще несколько сигарет, закурил, и мои мысли снова вернулись к прошлому...

Меня сразу же арестовали и отправили в Париж в полицейской машине, мой автомобиль был опечатан.

Это путешествие в наручниках между двумя агентами было похоже на кошмарный сон.

Но даже после самого страшного сна человек пробуждается, а действительность оставляет в нем неизгладимый след.

Я лежал на холодном цементном полу полицейского участка и отлично понимал, что происшедшие события не были ни бредом, ни ночным кошмаром.

На второй день мне было предъявлено обвинение в перевозке через границу наркотиков, а на мои слова о невиновности и незнании о контрабанде в тайнике все только пожимали плечами и ухмылялись: факты говорили против меня.

Судья прямо заявил:

— Вы пойманы с поличным. Следователь, которому передадут дело, решит, можно ли вас освободить, передай на поруки, до окончания следствия. Вам требуется адвокат, или имеете своего?

Я назвал месье Лемера.

Вечером меня перевели в Сайте, где поместили в отдельную камеру. Это имело свои преимущества: в ней не было общества уголовников.

Лемер получил разрешение посетить меня лишь через три дня. Я был так угнетен, что, увидев меня, он вздрогнул:

— Бог мой, Тэд, что случилось?

— Откровенно говоря, я сам ничего не знаю.

Когда-то мы вместе учились в университете, но на разных факультетах, были ровесниками, имели" сходные вкусы и склонности, да и во Францию я перебрался главным образом по его рекомендации. Нас связывали воспоминания прошлого. Я чувствовал, что он не одобрял мою женитьбу, хотя и не отказался быть моим свидетелем на свадьбе. Но наши встречи становились все более редкими и ограничивались традиционными обедами, где мы изо всех сил старались восстановить былую дружбу. Все же Жорж Лемер был человеком, на которого я мог вполне положиться, и к тому же прекрасным адвокатом.

Я рассказал ему об обстоятельствах моего ареста.

— Я в курсе дела, — сообщил он,— кроме того, познакомился с твоим досье. Мне его показал судья Перрен, которому поручили расследование. Здесь, конечно, не место и не время для нравоучений, но все же позволь сказать, что ты влип в грязную историю.