Борис Воробьев - Искатель, 2019 № 02

Дорогу до аэропорта и сам перелет Дмитрий воспринимал, словно находился в дурном, болезненном сне. Беспрестанно гнал от себя мысль, что это он во всем виноват, но она снова и снова возвращалась. «Нельзя было об этом рассказывать, нельзя вспоминать о демоне, ты же знал, что он вернется! Знал, что так будет!» — горько пенял он себе. И тут же его рациональная часть возражала: «Перестань нести чушь! То, что ты вспомнил и рассказал о своих детских страхах, никак не связано с тем, что Артур пьет. Никак! Тем более Света говорит, что он пьет уже год или, может, даже больше. И если бы ты сегодня промолчал, то это никак не изменило бы того факта, что он начал спиваться еще год назад!»

Но он совсем не был в этом уверен. И когда рациональный человек в нем умолкал, негромкий, но настойчивый голос не спеша, вкрадчиво шептал ему: «Изменило бы! Если бы ты молчал, всего этого не было бы, и ты это знаешь! Ты рассказал то, о чем говорить нельзя, и теперь сидишь и успокаиваешь себя, придумываешь правильные объяснения. Но сколько бы ты ни изворачивался, сколько бы ни придумывал убедительных оправданий, ты знаешь, что виноват сам. Нельзя будить лихо, пока оно тихо!»

В аэропорту Владивостока его никто не встречал — оно и понятно, сын как раз в запое, а невестке встречать он запретил, отчасти потому что был зол на нее (молчала целый год!), но в основном, чтобы Артур не оставался один без присмотра.

Трап самолета, аэропорт, такси, сливающийся в серый поток город за окном автомобиля, подъезд, ступени, третий этаж. Из морока он вынырнул перед дверью. Нажал на звонок.

Дверь открыла Света.

— Здравствуйте, Дмитрий Сергеевич.

— Здравствуй.

Глядя на ее уставшее лицо, на припухлости под глазами и горькую складку между бровями, Дмитрий понял, что не имел права злиться на нее.

Они сухо обнялись.

— Где он?

Она указала рукой в комнату:

— Там.

Дмитрий вошел и увидел сына, сидящего в кресле. Корпусом тот подался вперед, локтями опершись на колени и свесив кисти рук между ног.

С первого взгляда Дмитрий все понял — и о стадии опьянения, и о признаках необратимой деградации личности, но не это его поразило и заставило покрыться холодным потом.

Он отчетливо ощутил, что в данный момент его сына, его Артура, которым он так гордился и которого так любил, здесь нет. Пустота дырой зияла в глазах покачивающегося существа.

Бессильно откинувшись в кресло напротив сына, Дмитрий устало закрыл глаза рукой в немом жесте отчаяния и в следующий миг замер, скованный ужасом. В тишине комнаты торжествующий голос, который он сразу узнал, несмотря на толщу прошедших лет, произнес, а возможно, призрачным эхом из прошлого прозвучал в его голове: «Он — мой!»

Когда человек находится в крайней степени отчаяния, в обстоятельствах, когда ему неоткуда и не от кого ждать помощи и дух его достигает дна в своем падении, тогда он становится способным поверить в невозможное, во что-то чудесное, могущее принести избавление от тяжких горестей. То, что ранее он отмел бы с негодованием или с презрительной усмешкой, предстает перед ним в ином свете. Так уж устроено в нас природой или Богом, что вера в невозможное, в чудо просыпается в нашей душе только перед лицом опасности или беды, столь грозной, что простыми методами и решениями ее никак не одолеть. И только перепробовав все рациональные способы и варианты, убедившись в бесплодности всех попыток, мы обращаем свой взор в область неведомого, пытаясь нащупать то, что ранее никогда даже не допускал и к существованию. В этом неведомом, в этой вере в заветное чудо, как в густом тумане, полно неизвестности и нет никаких гарантий, что мы нащупаем дрожащими руками именно то, что так истово искали. Но вот что там точно есть и присутствует с первых шагов, как мы ступили на эту тропу, так это надежда. И далеко не многие способны понять, что эта надежда, дарованная, когда в ней уже со всех сторон отказали, сама по себе. тоже есть чудо.

Дмитрий слушал старика и одной своей частью понимал, что при других обстоятельствах он счел бы все, что тот говорит, бредом или дешевой комедией. Но эта его часть была мала и немощна по сравнению с той его частью, что жадно внимала каждому слову старого знатка.

— Ты не виноват, что так случилось, — говорил старик, — не вини себя. Это зло пришло в вашу семью не пот воей воле или недосмотру. Но в твоей воле его остановить. И ты единственный, у кого достанет сил с ним совладать.

— Что это значит? — спросил Дмитрий.

Старик тяжело вздохнул:

— Это действительно одержимость. Злой дух, вечно голодный демон, он давно преследует твою семью. Ларьва — так его называли в старину.

— Ларьва? — Дмитрий попробовал на вкус незнакомое и, как ему показалось, несерьезно звучащее слово.

— Ларьва, или лярва, у него много имен. Разные народы называют их по-разному. Ларьвы — демоны низшего уровня, но они чрезвычайно сильны и унесли жизней гораздо больше, чем самые страшные эпидемии, прокатившиеся по земле. Избавиться от них очень тяжело, а для слабых волей людей невозможно.

Старик замолчал ненадолго и сказал устало:

— Сын твой слаб. Сам он не справится.

— Вы же сказали, что сможете помочь… — Дмитрий почувствовал, как что-то опустилось в груди.

— Слушай меня внимательно и запоминай. Я дам тебе три бутылочки с водой. Эти три воды потребуется испить. Это заговоренная вода, она поможет. После этого он избавится от ларьвы. Ты оставайся здесь ночевать, в бане тебе постелю. На закате и на заре я буду готовить тебе заговоренную воду. Первая вода будет сладка, вторая солона, а третья горька. Как вернешься, дашь сыну выпить первую воду. Она отнимет силу у демона, твой сын сможет остановиться, перестанет пьянствовать. Вернется к нему разум и способность видеть себя. Но первой воды надолго не хватит. Она будет держать его не больше недели, и если за это время ничего не сделать, то ларьва опять наберет силу и подомнет его.

Дмитрий слушал старика затаив дыхание, словно сокровенную истину, нимало не сомневаясь в силе и правдивости его слов. Старик отпил чай и продолжил:

— Пока демон без сил, отвезешь сына подальше от людей. Найди место, где никого нет, начерти круг, сядьте внутрь, там дашь ему испить второй воды. Его тело исторгнет демона, и он станет свободен. Правда ненадолго, ларьва вернется к нему, если ничего не предпринять.

Сказав это, старик замолчал, хмуря брови, уставился куда-то в угол и бесшумно шевелил губами, словно силился высказать что-то очень тяжелое.

Устав ждать, Дмитрий осторожно спросил:

— А что делать с третьей водой?

Старик вздохнул:

— Это будет самое трудное.

Подобно человеку, избавившемуся от мучительной зубной боли и оттого испытывающему чувство, сопоставимое со счастьем, хотя при этом в сущности пребывающему в своем обычном состоянии, Дмитрий находился в радостном, приподнятом настроении просто от того факта, что Артур вышел наконец из запоя. После того как сын выпил первую воду, он не прикасался к спиртному уже почти неделю, и этой малости было достаточно, чтобы укрепиться в надежде на благополучный исход. Первая вода сработала, а значит, старик, этот последний из знатков, не соврал. Он действительно знающий, обладает силой, а значит, все получится! Как будто огромная глыба свалилась с души Дмитрия, и облегчение, возникшее при этом, было сродни чувству детского восторга у ребенка, который твердо знает, что впереди его ожидает только хорошее.