Ольга Баскова - Сокровище падишаха

— Толя, объявляй его в розыск! Кого, кого — Карташова! Это он, голову даю на отсечение. Подробности при встрече.

Окончив разговор с Сарчуком, которому всегда доверял, Анатолий попросил данные на Александра Карташова и вскоре знал его нехитрую биографию. Тридцать пять лет, окончил институт по классу вокала, ученик Поляковой, женат, примерный семьянин, неделю назад после отпуска уволился из филармонии и сейчас нигде не работает. Последнее обстоятельство не показалось Петрушевскому странным. Если Александр ухватил солидный куш от Васи Большакова, он может себе это позволить. Теперь нужно уповать, чтобы тот не уехал из города. В недрах огромной страны человеку с огромными деньгами легко затеряться. Подготовив сводку, следователь разослал ее всем постам и патрулям, но не рассчитывал, что Карташова доставят в наручниках буквально через час, задержав его у ларька «Спортлото». Молодой человек уже держал увесистую пачку билетов, готовый расплатиться с довольной пожилой киоскершей с фиолетовыми волосами, видимо, крашенными каким-то замысловатым составом, когда на его белых руках с длинными музыкальными пальцами защелкнулись наручники. На удивление милиционеров, Карташов не сопротивлялся. На его приятном лице застыло изумление, однако он ни словом не обмолвился с представителями правоохранительных органов. Только в кабинете Петрушевского задержанный заговорил.

— Это, наверное, какое-то недоразумение, — он протянул паспорт в потрепанной грязной обложке. — Я Александр Валентинович Карташов, работник филармонии. Уверен, вы привели меня сюда по ошибке.

— Если это ошибка, все скоро выяснится, и мы вас отпустим. — Анатолий разглядывал приятное русское лицо Карташова. Светлые добрые глаза, правильные черты лица, блондинистые густые волосы. Довольно симпатичный малый. Даже слегка выступающие вперед передние зубы его не портили. Такие молодцы обычно выплясывают в танцевальных группах, в День Советской Армии уж точно. Одетые в национальные костюмы, они демонстрируют народные танцы. Петрушеский за всю свою службу ни разу не задерживал таких ребят. Как говорится, гений и злодейство несовместимы. Может быть, и здесь они что-то пропустили, недосмотрели?

— Вы были знакомы с Нонной Борисовной? — Следователь недоговорил, а Александр уже расплылся в улыбке.

— Ну разумеется, и очень горжусь этим. Знаете, попасть в число ее друзей не так-то просто. А меня она уважала и любила по-матерински. Это чего-нибудь да стоит.

— А как вы относились к ее дочери? — поинтересовался Петрушевский.

— К Нине? — Карташов поднял светлые брови. — Естественно, тоже хорошо. Она была мне как сестра.

— А почему вы говорите о ней в прошедшем времени? — спросил Анатолий. — Откуда вы узнали о ее смерти? Об этом не писали в газетах.

Ему удалось привести Александра в замешательство. На щеках заиграли желваки, глаза беспокойно забегали, и он усилием воли взял себя в руки.

— Наш музыкальный мир такой же тесный, как и ваш, милицейский, — сказал он с некоторой дрожью в голосе. — Я уж и не помню, кто рассказал мне о ее смерти. Бедная девочка, она так и не стала счастливой в этой жизни.

— Которой вы ее лишили, — следователь пошел ва-банк. — Нам известно больше, чем вы думаете, Карташов. Вам лучше сотрудничать со следствием, как вы знаете, чистосердечное признание смягчает наказание.

Музыкант развел руками:

— Но мне, ей-богу, нечего сказать, — он попытался улыбнуться. — Кроме того, что я рад с вами сотрудничать. Я убил Ниночку? Да более идиотского обвинения мне слышать не приходилось! Я был предан ее матери до конца ее дней, а после смерти Нонны Борисовны постоянно звонил Нине и, когда мог, проведывал ее. Ельцова радовалась моим посещениям, как ребенок, ведь у нее практически никого не осталось, — он поморщился, и его лицо приняло злое выражение, так не сочетавшееся с мягкими чертами. — Только не упоминайте ее сестру. Соня помешалась на своем сожителе, всегда обиравшем ее и издевавшемся над ней. Она так и не стала Нине другом.

Петрушевский отметил про себя, что если Карташов играл, то играл отлично. Станиславский наверняка бы ему поверил.

— Вы знали о драгоценностях Поляковой? — задал следователь сакральный вопрос. Александр не повел и бровью.

— Разумеется. Трудно найти человека, который был вхож к ней и не знал о бриллиантах. Нонна Борисовна любила ими щегольнуть. Спросите об этом любого.

— Спросим, обязательно спросим, — пробормотал Петрушевский, с ужасом сознавая, что Карташову нечего предъявить. Оставалась одна надежда — на Большакова, который уже оклемался после операции и согласился на очную ставку. Но узнает ли он Карташова? Что ни говори, а встретились они при обстоятельствах, полностью благоприятствовавших Александру. Анатолий посмотрел на часы. Василия уже везли в управление. Карташов перехватил его взгляд.

— Вы кого-то ждете? Неужели есть свидетели того, чего я не делал? Учтите, у меня много знакомых, и я буду жаловаться.

— Это ваше право, — кивнул следователь. — Сейчас сюда приведут человека, Василия Большакова, которому вы продали за бесценок драгоценности Поляковой, кроме потерянной сережки и перстня. Надеюсь, он вас узнает.

Голубые, безмятежные глаза задержанного расширились.

— Что за бред вы несете? — Его красивые руки дрожали. — Я ведать не ведаю ни о каком Большакове, никогда в глаза его не видел. И заканчивайте ваши милицейские штучки, иначе в управление придут люди, встреча с которыми вам не понравится, — он развалился на стуле. — Скажите, вы цените свою работу? Не хотите ее лишиться? Тогда немедленно отпускайте меня, — он вздрогнул от раздавшегося стука. Сарчук, красный от жары, с растрепанным чубом, вводил в кабинет похудевшего и постаревшего Большакова. Его лицо обрело землистый цвет. Вчерашний франт еле передвигал ноги.

— Садитесь, — предложил ему Петрушевский. Василий указал на графин:

— Можно?

— Разумеется, — Анатолий плеснул в чашку немного воды, и скупщик краденого с жадностью выпил. — Видите ли, мы пригласили вас на опознание. Скажите, вам знаком этот человек?

Взгляд Большакова схлестнулся со взглядом Карташова. Первый не выдержал и отвел глаза:

— Нет, я никогда его не видел.

— Мы полагаем, что именно он продавал вам драгоценности Поляковой, облаченный в длинное черное пальто и шляпу, — подсказал Петрушевский. Василий дрогнул:

— Может быть. Но я уже говорил, что не смог бы узнать того человека. Дело было ночью, я не рассмотрел его лица…

— Однако вы слышали его голос и заметили пачку «Спортлото», — буркнул Сарчук. Карташов хлопнул кулаком по столу.