Евгения Михайлова - Струны черной души

Тем временем наступила весна.

Я как-то вышла на улицу, постояла у края лужи, самой младшей сестры океана. Подняла голову к нежно сереющему небу, которое разрисовали откровенные синие узоры. Поймала ласковый и настойчивый лучик солнца. И подумала: а ведь все рано или поздно закончится. Даже охота на меня. Все смоет талой водой — остроту моих горестей, лишних людей и тоску по утраченным иллюзиям.

Не знаю, был ли Игорь моей иллюзией. Нет, наверное.

Я без оговорок дала ему возможность стать частью моей жизни.

Я сделала это сознательно, никаких условий: ни быть честным, ни быть гуманным, даже «не убий» я в мыслях ему не говорила, когда просто ответила на зов его тела.

Это так много, то, что связало нас вопреки здравому смыслу и планам заговора, — что может не утонуть, выплыть из самых бурных волн. Маленький бумажный кораблик любви.

Мы никогда не вернемся друг к другу, но у нашего кораблика свой путь.

Боже, я хочу отдохнуть.

Мне нечем любить, мне никого нельзя жалеть. Но я точно знаю: стоит совсем расслабиться, меня настигнет жалость к Игорю. Можно захлопнуть перед кем-то сердце, душу и дверь. Но нельзя приказать своему телу забыть горячую безмятежность блаженства.

Я собиралась прожить до конца тот день тихо, мирно, ничего не узнавая. Но не для того я наняла своего частного сыщика.

— Марго, ты дома? Буду через пятнадцать минут. У нас такое… Эврика, короче.

Сережа влетел, выпил стакан воды из-под крана и потащил меня к столу в гостиной. Включил верхний свет, все торшеры, бра и настольные лампы в комнате. Разложил большие снимки.

— Смотри внимательно, Марго. Это все увеличено черт знает в какой степени. Вот. Фрагмент лица человека в черной куртке, который представился секретарем Эльвиры Сергеевой на встрече с работником автосервиса. Видишь, красными кружочками обведены скула, тут — глаз, вот — бровь, вот — кусочек подбородка.

— Ну, вижу.

— А теперь вот. Тоже красные кружочки, те же фрагменты лица. Видишь?

— Да. Тот же человек, но с другой камеры.

— С другой камеры, в другом месте, в другое время. Это человек, который стоял у лифта в одно время с Семеном Ковровым за двадцать минут до убийства Бориса Миронова. Эксперты подтвердили: это одно лицо!

Утром ко мне приехал Андрей. Он работал над своими доводами, вытекающими из материалов всех дел, готовился отбивать атаки защиты ответчиков. Искал общую логику всех преступлений. Не дублировал, конечно, обвинителя, а строил свою линию разоблачения человеческого цинизма, который не мог не привести к чудовищным последствиям.

Даже если люди в погоне за своей добычей сами не пачкали руки в крови, только закрывали глаза на то, что это происходит, принимали как должное, — они виновны.

Как минимум недонесение.

— С этими фото возможного исполнителя ситуация резко меняется, — сказал он. — Понимаешь, как до этого все выглядело. Да, заговор имел место быть. Да, никто уже не отрицает. Да, наверняка включал ликвидацию законных наследников. Но если не доказана связь между убийствами, если нет железных улик, привязывающих их к участникам сговора, — то это незавершенный заговор. Раскрытый до того. В Испании посадят адвоката за продажу тайной информации, документов, продавца устриц за то, что втерся в доверие к больному человеку с преступной целью. Скажу больше: их Фунт еще не привел, но в ближайшие дни-часы этот липовый фонд привяжут к участникам заговора. Дело техники. Но у нас другое правосудие. Даже в том случае, когда оно не ангажировано, не куплено, не заказано, — оно кондово, примитивно и жестоко. «Нет тела, — нет дела» — это про него. И это не анекдот, как дело об убийстве распалось, потому что следствие не нашло голову расчлененного трупа.

— Фу-у-у-у. — Я вытерла пот со лба. — В жар бросает от масштаба того, что вроде бы ясно, но Кольцову с Земцовым в руки вряд ли когда-то попадет. А было бы интересно знать… Давай выпьем чаю. Предлагаю с мороженым. Купила сегодня в нашем магазине. Оно с грецкими орехами, земляникой и малиной. Такой устроим праздник весны, как будто за нею наступит нормальное лето. У меня его не было почти три года. Пытаюсь вспомнить — ничего не выходит.

— В Испании увидишь возвращенное лето, — улыбнулся Андрей. — Ты там была?

— Нет. И пока совершенно не хочется.

Хорошее я придумала сочетание — горячий чай с мороженым. Сидели, говорили обо всем.

Андрей рассказал, что происходит в политике. Я заслушалась. И вдруг он спросил:

— Марго, помнишь, у нас был разговор: ты пожаловалась на свою судьбу, сказала, что все оказывается гораздо хуже, чем можно было ожидать?

— Помню.

— И что я тебе ответил, помнишь?

— Да. Рассказал о матери, потерявшей детей в пожаре, и о трехлетней девочке, которая умерла одна от голода. В том смысле, что у меня все ок по сравнению с ними.

— Да, все так. А теперь давай покурим на площадке? — Андрей так значительно посмотрел на меня, что у меня мелькнула догадка.

Мы вышли не просто на площадку, а на открытый балкон этажа.

— Ты никому не рассказала о том разговоре? — спросил, закурив, Андрей.

— Нет, конечно. Кому я могла и в какой связи…

— Вот и я так думаю. А через сутки, кажется, ночью кто-то поджег дом Валентины Павловой, в котором был ребенок, небезразличный тебе. И ты оказалась второй, кто об этом узнал. И все это происходит в плотной атмосфере слежки за тобой, откровенных провокаций. Крыша того дома могла рухнуть и на тебя, насколько я знаю.

— Так, допустим. Из этого вытекает…

— Что мы с тобой были вдвоем, и эту историю больше никто не слышал. Да, обычное совпадение, но не в нашей ситуации.

— Срочно звонить Сереже?

— Да. Звони отсюда и с моего телефона.

Мы вернулись в квартиру, оживленно обсуждая события светской жизни, о которых Андрей рассказывал с таким же знанием дела и юмором, как Кольцов. Только у Андрея все гораздо злее и беспощаднее. Потом мы слушали музыку.

Затем я впустила в квартиру бригаду оперативников, за ними шли Сергей и Земцов. Они бесшумно обшмонали всю мою квартиру, каждый сантиметр, все мои вещи, посуду на кухне. Проверили розетки и выключатели.

И, наконец, Сережа положил мне в ладонь две металлические таблетки.

И листок бумаги, на котором было написано: «Это микрофоны. Один был в корпусе твоего мобильника, другой в браслете наручных часов. Тебя слушают постоянно, даже когда телефон выключен».

— Мы поедем, — зевнув, сказал вслух Сережа. — В квартире чисто. Хорошая вещь — чай с мороженым. Вернусь с докладом. Пока, до связи. Желаю приятного вечера.

Мы его правильно поняли.

Андрей расположился в кресле, явно собираясь составлять мне компанию до какого-то отбоя или результата.