Дамир Берхеев - В поиске индиго [СИ]

— Можно войти?

— Разумеется, — открыла дверь Элен.

— Вау, — удивился мальчик, увидев изображение на полотне. — Это ты так рисуешь?

— Конечно я.

— Как-будто фотография, — разглядывая творение двенадцатилетней девочки, произнес Алекс. — А где другие картины?

— Я их отправила домой. Занимают слишком много места в комнате, — вынимая из холодильника коробку апельсинового сока, она предложила. — Будешь?

— Нет, спасибо, — отмахнулся мальчик, все еще разглядывая картину. — А сможешь нарисовать меня?

— Вряд ли… — призналась девочка. — Зато могу нарисовать нечто большее…

— Это как?

Она отхлебнула сок и убрала его обратно в холодильник.

— Садись на кровать, сейчас покажу.

Девочка поставила вместо нарисованной картины белый, нетронутый, чистый холст. Мальчик наблюдал за ее энергичными действиями — она смешивала краски, подбирая нужные оттенки. Затем сняла заколку и обмотала волосы резинкой.

— Бабочка иногда улетает, — ответила Элен и поставила заколку на стол. Юный Фитцжеральд только сейчас заметил, что она в виде пластмассовой бабочки, украшенной дешевыми стекляшками. Почему-то в тот момент простая бижутерия казалась ему прекрасней музейного экспоната из редких изумрудов и бриллиантов.

— Ты готов? — спросила девочка.

— Да готов… А что нужно делать?

— Ни о чем не думать и просто сидеть.

Первую минуту он просидел без каких-либо изменений, но с каждым взмахом кисти Элен по белому полотну, веки его становились все тяжелее и тяжелее… В скором времени он отключился. Сон был не запоминающимся и коротким, но проснувшись, он почувствовал себя отдохнувшим и бодрым.

— Алекс… Алекс, вставай.

Он зевнул, потянулся и встал с кровати. Еще не видя творения подруги, он рассчитывал увидеть себя, мирно сидящего на кровати, в окружении фиолетовых обоев и полок с книгами над головой, но на полотне было изображено нечто иное…

Сайман и он стояли рядом с матерью в родных прериях близ заброшенных ангаров. Облачный дух отца обнимал всю семью, но он не был человеком, а оставался лишь призраком, белым дымом. Однако нежность объятия отца предавала тепло и защищенность всем на этой картине. Изображение было светлым, голубое небо с лазурными глазами персонажей, рыжие волосы изображаемых с золотистым оттенком прерий, белое платье на матери и точно такого же цвета одежда на ее детях.

Вся светлая картина портилась черным пятном только в одном месте… Алекс приблизился еще ближе к полотну, тщательно изучая затемнение в картине. За спиной жизнерадостной семьи, за просторами пламенно-поблескивающих зарослей виднелся серебристый ангар, который так же вписывался в светлую картину. Однако в одном из небольших сооружений виднелся черный силуэт покойника, одиноко висящего на петле.

Мальчика покрыл холодный пот от увиденного. Присмотревшись снова — он увидел, что покойник покачивается на ветру… Изображение было будто живым. Мальчик вспомнил детские переживания, когда еще даже не поступил в школу. Измученный пленный с посиневшей кожей, с изрезанной спиной и с непонятными иероглифами, высеченными ножом в самой жестокой манере, до сих оставлял впечатление в памяти Фитцжеральда.

— Ты видела? — с ужасом в глазах спросил мальчик, пятясь в сторону двери.

— Алекс не бойся. Это то, что творится у тебя на душе, — объяснила девочка. — Видишь, тут все светло, ты скучаешь по своей семье, по родным местам… Все хорошо.

«Элен не видит мертвеца… Как такое возможно? — подумал про себя мальчик. — Ведь она рисовала эту картину»…

Пройдет немало лет, когда уже детектив будет в возрасте, он поймет: «Этот и есть ее дар. Элен изображает просто видимую поверхность переживаний или состояния души, а истинную, наболевшую проблему или сокровенную тайну видит только сам герой картины».

Ведро холодной воды, окатившей детектива, привело его в чувство. Жадно хватая воздух, он пытался выпрямиться, но безрезультатно — металлический стул и стальные цепи сковывали его.

— Мистер Фитцжеральд, — приглушенный голос доносился из темноты. Сам детектив сидел ровно под фонарем, одиноко висящим в небольшой комнате. — Что же вас привело в святая святых моего братства?

— Да я просто заблудился, — сквозь боль в затылке, которая мешала разговаривать, пытался отшутиться детектив. — Как меня зовут вы знаете… А ваше имя?

— Меня называют по-разному, — отвечал голос. — Учитывая, что вы представитель закона, называйте меня мистером Чарльзом.

— Бриллиантовый пес звучит как-то сильнее.

Выйдя из тени во владение света, показалась рослая фигура и каменное лицо говорившего. Помимо него в комнатке никого не было. Внутреннее чувство Алекса подсказывало, что ему ничего не грозит. Хотя, что может быть подозрительнее расхаживающего главаря кровавой банды к привязанному цепями детективу.

— Заочно, как я понял, мы друг с другом знакомы. Так что же Вас привело в мои владения? Можете разговаривать со мной вполне откровенно — обещаю ответить на все Ваши вопросы с максимальной честностью.

Увиливать или задавать наводящие вопросы не имело смысла, но попытаться стоило:

— Скажите, мистер Чарльз, что значит ритуал принятия в банду?

Бриллиантовый пес расхаживал вокруг стула, то впадая в слепую зону, то вновь появляясь перед Фитцжеральдом.

— У каждой банды есть индивидуальность: цвета униформы, боевые кличи, приветствия, особые виды вооружения… Особенность моего коллектива — ритуал принятия. Во-первых, это произношение клятвы, затрагивающее самое святое: родителей, супругу, детей, и новую ступень — братство «Кровавых псов». Вторая стадия — омовение кровью.

— Чья кровь?

— Бродячих собак, уже приговоренных к усыплению. Было бы нелогично использовать человеческую… Мы же «Кровавые псы», а не «Кровавые люди». Все это делается для одного, чтобы прошедшие ритуал чувствовали себя принадлежащим к традициям, вписанным в историю нашего братства. Вступившие в наши ряды находятся на духовном подъеме. Можно поспорить о существовании Бога, но многие живут обманом, будто бы ими управляет рука Божья или считают себя под его защитой, полные параноики признают себя избранниками Господа… Конечно, все это ложь. Но самообман порой мотивирует сильнее к действиям или к покорности, нежели очевидная истина, — он, наконец, остановился перед Алексом и спросил. — Вы согласны со мной?

— Возможно, — «такой рассудительный, властный человек, у которого все дела идут по налаженной схеме, вряд ли будет замарачиваться с похищением и уже тем более с убийством детей». — У меня один вопрос, что Вы будете делать со мной?

Чернокожий громила уклонился от ответа: