Анна Акимова - Зависть кукушки [litres]

Дело было в начале сентября. Мы с Веркой и Эдькой вернулись из школы, тетя Женя покормила нас, выдала по куску арбуза и ушла по делам, велев нам вымыть посуду и садиться за уроки. Мы с Веркой тут же включили телевизор и уставились в экран, забыв про посуду, а Эдька всячески нам мешал – обстреливал арбузными семечками, бегал перед телевизором и громко вопил. Мы терпели, пока он не запулил мне в волосы разжеванную жвачку. Тут уже мы не выдержали! Кто же знал, что бедный влюбленный ребенок просто старался привлечь к себе внимание.

Мы отловили Эдьку, и Верка крикнула мне: «Бей гаденыша!» Я схватила первое, что попалось под руку – Эдькин мешок со сменными тапочками – и настучала Эдьке пониже спины. Он орал, вырывался и брыкался. Вряд ли ему было больно, просто он был оскорблен в лучших чувствах.

Позже нам с Веркой стало стыдно, как это мы, такие большие девочки, пятиклассницы, побили третьеклашку! Мы купили вскладчину шоколадку и пошли к Эдьке мириться. Но Эдька дара не принял, обозвал нас дурами и долго еще дулся, правда, никому жаловаться не стал. Мы, повздыхав, съели шоколадку сами.

Я тогда долго чувствовала себя виноватой, но после подслушанного разговора порадовалась, что так радикально исцелила Эдьку от его детской любви, а то сейчас у нас были бы проблемы. Впрочем, вряд ли. Повзрослев, Эдька резко поменял вкусы, ни одна из его женщин ни капли не похожа на меня.

– У Верки с Колей все нормально, – обрадовала я Эдьку. – Новый дом готов, на праздники все приглашены за город. А ты что, сам с ними не созваниваешься?

Эдька вздохнул.

– Милка телефон разбила. А до зарплаты еще далеко…

– Милка – это твоя последняя? – уточнила я.

Эдька уныло кивнул.

Знакомая история. В Эдькином случае «битье горшков» при расставании превращается в битье гаджетов. Почти каждая его дама в прощальном скандале разбивает ему телефон. Видимо, как источник бесконечных звонков и эсэмэсок от соперниц.

– Где ты их только откапываешь, телефонных террористок? – вздохнула я.

– Где откопал, там и закопал! – неожиданно окрысился Эдька. – А ты иди, ужин мужику готовь! Стоишь тут, язык чешешь!

Я привыкла к Эдьке и поэтому редко на него обижаюсь.

– Об тебя, Эдечка, язык чесать – все равно что стрихнин глотать, – сказала я, поднялась на площадку, мимоходом хлопнув Эдьку по тощей заднице, и стала открывать свою дверь. Эдька дернулся, но промолчал. Может, вспомнил мое «лекарство от любви»?

…Сергей пришел поздно, усталый и голодный.

– Ты чего так долго? – с порога накинулась я на него. – А где Витя?

– Я один заканчивал. – Сергей непослушными пальцами расстегивал куртку. Я помогла ему. – Витюху бабка вызвонила. Какие-то юридические проблемы у нее возникли.

Я удивилась. Со дня Володиной гибели еще не прошло сорока дней. Какие это проблемы могли отвлечь Нину Владимировну от горя? Но ничего спрашивать не стала, Сергей и сам наверняка не знает.

Тут явился Эдька. Я усадила их обоих за ужин, а сама ушла рисовать. Мне хотелось написать портрет Володи, пока я не забыла его лицо. Я стала делать наброски…

Долго поработать мне не дали. Пришел румяный Витя Титов, потирая замерзшие руки.

– Ну-у, ребята, мороз на улице уже настоящий! От машины до подъезда добежал и уже замерз! Грунечка, чайку дашь?

– Поешь сначала. – Я усадила Витю за стол рядом с Сергеем и Эдькой, достала чистую тарелку, вилку, придвинула хлеб. – У нас макароны по-флотски.

Мне очень нравится Витя Титов, и я люблю его кормить. Он такой славный, белобрысый, румяный, улыбчивый и ест всегда с таким аппетитом!

– Ты от Лавровых? – спросила я, наливая Вите чай. – Там все в порядке?

– Там новости! – оповестил Витя и, прихлебывая чай, стал рассказывать.

Оказалось, что сегодня к Лавровым явилась некая гражданка – Витя так и сказал: «гражданка» – и заявила, что она гражданская жена Володи.

– Простите за тавтологию, – сказал Витя, – но эта гражданка гражданская жена заявила, что они с Володей собирались пожениться, что у нее от Володи есть ребенок, она считает этого ребенка наследником Володи и собирается отстаивать его права.

Эдька присвистнул, Сергей озадаченно нахмурился, а я спросила:

– Молоденькая? Девочка совсем, да?

Витя отрицательно покрутил головой.

– Не сказал бы… тридцать пять лет. Потылицына Алла Михайловна, живет с матерью, ребенку два месяца, мальчик, зовут Виталием, отчество – Владимирович.

– Ты знаешь такую? – повернулась я к Сергею. Тот покачал головой.

– Первый раз слышу. Хотя я не всех Вовкиных подруг знал. Но это странно как-то… А почему они скрывали?

– Ну, вроде как она сама, Алла эта, попросила Володю никому ничего не говорить, чтобы не сглазить, как-то так… Поздние роды, то, се… Я толком не понял, это женские дела, женская логика.

– А бабка что?

– Бабка… – Витя отодвинул пустой стакан. – Бабка как-то даже ожила. Рада, наверное, что от Володи ребенок остался. Но… в сантименты впадать не стала. Железная старуха! Велела мне выяснить и завтра доложить, где лучше сделать генетическую экспертизу. Ну и расспрашивала о порядке установления отцовства.

– Но ведь Володю похоронили! – воскликнула я. – Его что, будут… эксгумировать?

– Нет, в этом нет необходимости. У Нины Владимировны хранятся волосы Володи, ну, такая прядка детских волос… оказывается, их хранят на память, я не знал раньше.

– Да, она их в медальоне носит, – подтвердила я. – Только я читала, что волосы не всегда пригодны для экспертизы.

– Ну посмотрим, – Витя подвинул мне кружку. – Плесни еще чайку, Груня. В конце концов, генетический материал можно найти у Володи дома. Зубная щетка, там, бритва, одежда. Или кровь в машине…

Сергей резко встал и вышел из кухни.

– Ну вы и слоны толстокожие! – возмутился Эдька. – Волосы, кровь… Каково это Сереге слышать? Родной брат все-таки.

Мы с Витей виновато переглянулись.

– Ну, я пойду, – Витя поднялся, потоптался, глубоко вздохнул, поскреб белобрысый затылок. – Неловко получилось… Передай Сереге, что я болван и осознаю это.

Следом за Витей поднялся и Эдька. Я проводила их до двери, вернулась на кухню и долго возилась там, давая Сереже время остыть и успокоиться. Потом все-таки пошла к нему.

Сергей сидел за своим компьютером, писал. На экране появлялись какие-то заумные формулы.

– Сереж, – я подошла и прислонилась к нему, – ты прости нас с Витей. Иногда не думаешь, что говоришь…

Он поднял на меня усталые глаза.

– Да ничего особенного вы не сказали. Просто вокруг Вовки поднимается какая-то муть… И мне не по себе. Предчувствие какое-то, понимаешь?

– Сереж, но это же хорошо, что у Володи остался ребенок!

– Было бы хорошо, если бы это была правда.