Робин Стивенс - Совсем не женское убийство

Мисс Паркер вздохнула от прикосновения, и вся ярость словно вышла из нее. Даже ее волосы обвисли.

– Пойдемте, мисс Паркер, – сказала мисс Гриффин ободряюще, как будто они были на вечеринке в саду и опаздывали на чай. – Идите, девочки, иначе вы опоздаете на свои уроки.

И все подчинились. Если мисс Гриффин велит вам что-то сделать, лучше вам послушаться. Все разошлись, быстро, но неохотно, и вскоре коридор снова выглядел как обычно. Но Дейзи, которая шла рядом со мной в добропорядочном молчании, повернула голову и посмотрела на меня широко открытыми глазами; мне было совершенно ясно, что означает этот взгляд: мисс Паркер снова ведет себя подозрительно.

Не только мисс Паркер вела себя подозрительно. Наш второй урок во вторник – это английский с мисс Теннисон, которая хотела получить место заместителя директора, но была вынуждена уступить мисс Белл. Мисс Теннисон, как я уже сказала, страшно чувствительная и до ужаса нервная. Ее большие слезливые глаза наполнялись влагой мгновенно, как прижатая к лужице воды губка, реагируя на все, от поэзии до зверушек, а поскольку в этом полугодии мы изучали великих поэтов, нам приходилось терпеть рыдания мисс Теннисон почти на каждом уроке.

В тот день она вызвала Дейзи прочитать «Сельское кладбище» Томаса Грея [10] Цитируется в переводе В.А. Жуковского. . По выражению, которое скорчила Дейзи, я догадалась, что на ее вкус это стихотворение – совершеннейшая ерунда, но прочла она его хорошо, как обычно, чистым, спокойным голосом, который не выдавал ее мыслей.

Но пока она читала, я заметила – как и Дейзи, хотя она не показала виду, – что мисс Теннисон плачет еще больше, чем обычно.

«Навеки затворясь, сном беспробудным спят», – читала Дейзи подходящим к случаю похоронным тоном. Мисс Теннисон побледнела. Фактически при каждом упоминании могил или умерших людей (а в элегии Грея их полно, скажу я на случай, если вас самих еще не заставили ее прочесть) она дергалась, будто ее били током. Когда Дейзи дошла до строк: «Вотще над мертвыми, истлевшими костями, трофеи зиждутся, надгробия блестят», – мисс Теннисон задрожала так сильно, что я подумала, будто она сейчас упадет со своего кресла. Когда прозвучала последняя строка, мисс Теннисон сидела в молчании так долго, что мы все начали переглядываться, действительно беспокоясь о ней.

– С вами все в порядке, мисс Теннисон? – наконец взволнованно спросила Бини.

– Превосходно, дорогая, – сказала мисс Теннисон, промокая слезы носовым платком. – Чтение Дейзи было настолько выразительным, что я решила дать нам всем время, чтобы поразмыслить над ним.

Должна сказать, что это прозвучало как оправдание, и притом не вполне убедительное. Даже мисс Теннисон не воспринимала поэзию настолько всерьез.

И тут внезапно влезла Дейзи.

– Мисс Теннисон, – сказала она, подняв руку. – Можно у вас кое-что спросить?

– Это об элегии Грея? – спросила мисс Теннисон.

– Нет, – ответила Дейзи. – Это о мисс Белл.

Мисс Теннисон уронила сборник стихов, который держала в руках. Он с грохотом упал на стол, и все восьмиклассницы замерли, переводя взгляд с мисс Теннисон на Дейзи и обратно.

– Мне нужно было кое-то спросить у мисс Белл, но сейчас, поскольку она уволилась, я не знаю, куда ей писать. Может быть, вы знаете, куда она отправилась?

– Почему ты думаешь, что я имею хоть какое-то представление о том, куда делась мисс Белл? – спросила мисс Теннисон так тихо, что ее голос почти превратился в шепот. Она совсем побледнела и напоминала одно из описанных Греем надгробий.

– О, я- то не знаю, – сказала Дейзи беззаботно. – Я подумала, что, может, она сказала, куда уезжает. Просто понадеялась.

Мисс Теннисон вся покраснела, красные пятна расползлись даже по шее, под высокий воротник ее блузы.

– Дейзи Уэллс! – ответила она. – Это не имеет никакого отношения к поэзии. Я попрошу тебя больше не отклоняться от темы на уроке. Иначе – иначе тебе придется остаться после уроков и написать для меня дополнительное сочинение.

Все мы открыли рты от изумления. Раньше мисс Теннисон никогда не высказывала в наш адрес угрозы такого рода. Даже в прошлом полугодии, когда Лавиния сказала, что «Король Лир» – это идиотизм, мисс Теннисон только вздохнула и приняла уязвленный вид. Такая угроза была совершенно не в ее характере, и она возникла именно потому, что Дейзи упомянула мисс Белл.

Мисс Теннисон не хотела говорить о мисс Белл, а стихотворение о могилах расстраивало ее. Так что она сразу переместилась на первое место в нашем списке подозреваемых.

Затем у нас был урок физкультуры – командные игры. Это означает, что мне пришлось, дрожа, стоять на поле, пока Дейзи и остальные спортивные девочки носились вокруг и кричали друг на друга. В тот день из-за моей лодыжки у меня были все основания оставаться в защите (хотя пропустить физкультуру мне не разрешили – это было бы не в духе Дипдина), так что, по крайней мере, я могла мирно дрожать, пока мимо меня то в одну, то в другую сторону пролетал мяч.

К несчастью, быть в защите – значит быть рядом с Лавинией. Не знаю, как это возможно, но она играет еще хуже, чем я, и из-за этого она страшно сердится. Мисс Хопкинс оставила попытки чего-то добиться от нее, так что Лавиния просто неуклюже толчется вокруг ворот, свирепо поглядывая на всех.

Это был типичный английский день. Воздух был наполнен мельчайшими капельками воды, которые прилипали к лицу и делали одежду тяжелой. Трава превращалась в особенно скользкий сорт грязи. Я дрожала, обхватив себя руками. Погода была именно такой, какую любит Дейзи. В развевающейся на ветру юбке она промчалась по площадке и отправила мяч в ворота таким сильным ударом, что нам пришлось, пригнувшись, убраться с его пути, чтобы спастись. Мисс Хопкинс крикнула Дейзи что-то одобрительное и воодушевленно помахала клюшкой. Она по-прежнему была в поразительно счастливом настроении.

Я пыталась наблюдать за ней, когда со мной заговорила Лавиния.

– Дейзи невыносимо блестяще играет, не так ли? – сказала она, наблюдая, как Дейзи обходит Клементину.

– Дейзи вовсе не невыносима! Она просто Дейзи!

– Ну, неудивительно, что ты так говоришь, – сказала Лавиния. – Ты ей прямо-таки прислуживаешь.

– Вовсе нет! – в ярости сказала я. – Дейзи – моя лучшая подруга.

– Ну-ну, – сказала Лавиния. – Подруга, как же. Она тебя использует, разве ты не заметила? И ты ей интересна только потому, что ты с Востока. Ее дядя шпион – вот почему ее интересуют иностранцы.

Знаете, если в Англии показывать свои эмоции – дурной тон, то в Гонконге это верно еще в большей степени, так что я понимаю, что должна чувствовать себя ужасно виноватой из-за того, что случилось дальше. К несчастью, я совершенно не чувствую вины за это.