Эдгар Уоллес - Совет юстиции

— Ваша сдача, месье, — с серьезным видом произнес Меншиков и протянул несколько медяков и две аккуратно сложенные банкноты по сто фунтов. Он всегда платил наличными. Бартоломью небрежно сунул деньги в карман.

— Всего доброго, — громко произнес он.

— Au revoir, m’sieur, et bon voyage [8] До свидания, месье, и счастливого пути ( фр. ). , — ответил официант.

У женщины из Граца было трепетное сердце, но Бартоломью она показалась ледяной скульптурой, начисто лишенной каких-либо чувств, холодной красавицей, которая неподвижно сидела на стуле с высокой прямой спинкой и со спокойным удивлением взирала на него. Он встретился с ней в ее квартире вечером следующего после разговора с Меншиковым дня. Ее холодность остудила его пыл, лишила страсти, из-за чего слова его прозвучали вяло, робко и неубедительно.

— Но зачем? — только и промолвила она в ответ.

Трижды он умолкал и умоляюще заглядывал ей в глаза в надежде увидеть в них если не понимание, то поддержку, но всякий раз слышал один и тот же ответ.

В конце концов он начал говорить бессвязно, в волнении перескакивал с одного на другое. Страх перед «Благочестивыми», с одной стороны, и перед красносотенцами — с другой, раздирал его, не давал покоя. Но у него еще оставался шанс спастись, бежать туда, где его не достанут цепкие руки этих организаций, где его ждет полная свобода, где месть не настигнет его.

Где-то там впереди его ждал рай… И ему была нужна Ева.

Мысль о свободе оказалась сильнее ощущения подавленности, которое вызвала ее холодность.

— Мария… Как же вы не понимаете?! Работая на этого человека, на этого убийцу, вы пропадете! Ведь прожитые годы уже не вернешь. Вы созданы для любви, для меня! — Он схватил ее за руку, и она не стала противиться, только ладонь, которую он сжал, была как будто неживой. Девушка не сводила с него удивленного взгляда.

— Но зачем? — снова повторила она. — И как? Я не люблю вас и никогда не полюблю ни вас, ни другого мужчину… И у вас, и у меня есть работа. У нас с вами общее дело, к тому же вы дали клятву. Ваши товарищи…

Он порывисто поднялся и отбросил ее руку. Какой-то миг он молча стоял, с высоты своего роста взирая на ее устремленное вверх лицо.

— Работа!.. Товарищи!.. — Бартоломью громогласно захохотал. — Думаете, я и дальше буду рисковать своей драгоценной шеей?

Он не слышал, как у него за спиной тихо отворилась дверь, не услышал он и мягких шагов двух мужчин, которые вошли в комнату.

— Неужели вы не только безумны, но еще и слепы?! — грубым голосом выкрикнул он. — Разве вы не видите, что все кончено? Мы все в руках этих «Благочестивых»! Вот где мы у них, — он красноречиво сжал ладонь в кулак. — Они знают о нас все… Даже то, что мы готовим покушение на принца Эскуриальского! Ха! Вы вздрогнули! Удивлены? Но это правда, каждое слово, которое я говорю, — правда… Они знают все.

— Если это правда, — медленно произнесла она, — значит, среди нас есть предатель.

Бартоломью небрежно махнул рукой.

— Предатели найдутся всегда, достаточно хорошо заплатить, — бросил он. — Но какая разница? Лондон стал слишком опасным местом для вас и для меня.

— Для вас, — поправила его девушка.

— Для вас тоже! — в ярости воскликнул он и снова схватил ее за руку. — Вы должны уехать… Слышите? Вы, прекрасное снежное изваяние! Вы поедете со мной!

Он с силой потянул ее на себя, но в этот миг кто-то сзади схватил его за руку. Бартоломью стремительно развернулся и увидел прямо перед собой пылающее лицо Старкье, перекошенное от негодования.

Старкье был готов отразить удар ножом или выбить из руки пистолет, но он не был готов к прямому удару в лицо, который отбросил его к стене. Однако он тут же пришел в себя и махнул Франсуа, который повернулся и запер дверь.

— Прочь от двери!

— Подождите! — быстро дыша, крикнул Старкье. — Подождите! — гортанным голосом крикнул он. — Прежде чем вы уйдете, нужно решить один вопрос.

— Назовите место и время! — бросил англичанин.

— Я не о себе, — негромко произнес Старкье, вытирая тыльной стороной ладони кровь с лица. — Это пустяки. Я говорю о Внутреннем комитете… Предатель!

Последнее слово он прошипел, выдвинув вперед нижнюю челюсть.

У Бартоломью было очень мало времени на то, чтобы решить, как себя повести. Оружия у него не было, но он инстинктивно почувствовал, что стрелять в него не будут. Нож — вот чего ему нужно бояться. Он схватил за спинку стул. Если держать их на расстоянии, можно попробовать добраться до двери и уйти. Он пожалел, что не сразу бросился к двери, а потратил время на удар.

— Вы связались с «Благочестивыми» и предали нас… И мы могли бы этого никогда не узнать, потому что у этих людей нет слуг, с которыми можно было бы поговорить. Но вы продали нас правительству, и в этом ваша главная ошибка. — Старкье уже полностью пришел в себя и теперь говорил спокойно.

— Мы сообщили вам, что хотим взорвать Банк Англии — об этом узнали в банке, их предупредили «Благочестивые». Мы рассказали вам о том, что хотим потопить «Грондович» — капитана предупредило правительство. Ваша вина подтверждается дважды. На самом деле ни первого, ни второго никто не собирался делать. Все это было придумано для вас, и вы попали в ловушку.

Бартоломью крепче стиснул пальцы на стуле. Он начал понимать, что смерть дышит ему в лицо, и на какой-то миг его обуял панический страх.

— Вчера вечером, — продолжил Старкье гробовым голосом, — состоялось тайное собрание комитета. — И ваше имя было поставлено на голосование.

У англичанина пересохло во рту.

— Решение было принято единогласно… — Старкье замолчал и посмотрел на женщину из Граца. Она невозмутимо стояла в стороне, сложив на груди руки. В отрешенном взгляде ее не было ни одобрения, ни осуждения. Бартоломью тоже бросил на нее стремительный взгляд и не увидел на ее лице ни жалости, ни злости. Это было лицо Судьбы, неумолимой, безжалостной, неизбежной. — Вам вынесен приговор, — произнес Старкье так тихо, что стоящий перед ним человек с трудом расслышал его слова. — Смерть…

Молниеносным движением руки он метнул нож…

— О Боже! — воскликнул Бартоломью и вмиг ослабевшими руками схватился за рукоятку торчавшего из груди ножа. Медленно он повалился на колени, к нему подошел Франсуа и нанес еще один выверенный удар.

Старкье снова посмотрел на девушку.

— Таков закон, — негромко произнес он, но она не ответила.

Глаза ее были устремлены на лежащую на полу фигуру, губы чуть дернулись.

— Нужно уходить отсюда, — прошептал Старкье.

Его немного трясло, потому что никогда раньше ему не приходилось убивать. Ревность и страх за свою жизнь заставили его взять на себя работу, которую раньше он всегда поручал другим.