Эдгар Уоллес - Совет юстиции

Двое мужчин ввели подсудимого.

Он держался спокойно, с любопытством поглядывал по сторонам, а когда заговорили судьи, решительно выпятил квадратный подбородок и пошевелил пальцами связанных рук. Обратившиеся на него хмурые взгляды ничуть не смутили его, но потом, когда начали зачитывать обвинение, он стал прислушиваться, чуть наклонив голову.

Один раз он сказал по-русски:

— Я не очень хорошо знаю немецкий язык, поэтому не все понял.

— Кто вы по национальности? — спросила его Грачанка.

— Англичанин, — ответил он.

— Вы говорите по-французски?

— Только учусь, — простодушно ответил он и улыбнулся.

— Вы хорошо говорите по-русски, — сказала она. Разговор их происходил именно на этом языке.

— Да, — коротко ответил он. — Я прожил там много лет.

После этого перечисление его преступлений продолжилось на понятном ему языке. Обвинение зачитывал Иван Оранович, и, слушая его, подсудимый пару раз улыбнулся.

У Грачанки ни на миг не возникло сомнения в виновности этого человека, потому что она с первого взгляда узнала его — это был один из четверых мужчин, которых она видела у своей двери в день убийства Бартоломью. Но формально до вынесения приговора она должна была спросить, не желает ли он что-нибудь сказать суду.

Он снова улыбнулся.

— Я не один из «Четверых благочестивых», — сказал он. — Если кто-то утверждает обратное, он лжет.

— Это все, что вы хотите сказать? — презрительно спросила женщина.

— Да, — коротко и спокойно ответил он.

— Вы отрицаете, что участвовали в убийстве нашего товарища Старкье?

— Этого я не отрицаю, — без тени смущения произнес он. — Но я не участвовал — я убил его собственноручно.

Все, кто был в зале, разом ахнули.

— Вас обвиняют в убийстве многих членов Красной сотни. Вы отрицаете свою вину?

Прежде чем ответить, он ненадолго задумался.

— Насчет Красной сотни — не знаю, но я действительно много убивал. — На этот раз говорил он взвешенно и серьезно, как человек, осознающий ответственность, и снова по залу прокатился приглушенный ропот. И все же, несмотря на то что допрос подтвердил их предположения, женщина из Граца почувствовала растущее беспокойство.

— Вы сказали, что долго жили в России. Вы и там убивали?

Он кивнул.

— И в Англии?

— Да, и в Англии, — был ответ.

— Как вас зовут? — спросила она. Почему-то только сейчас ей пришло в голову об этом спросить.

Мужчина пожал плечами и произнес:

— А это имеет для вас какое-нибудь значение?

Тут ее осенило. В зале она видела Магнуса, еврея, который уже много лет жил в Англии. Она подозвала его к себе.

— Что вы можете сказать об этом человеке? — шепотом спросила она. — Можете определить, из какого он общества?

— Из низшего, — ответил он. — И это удивительно! Вы случайно не заметили, когда его брали… Нет, вы же при этом не присутствовали. В общем, он говорит, как человек улицы — глотает придыхательные.

Увидев на ее лице озадаченное выражение, он стал объяснять:

— Понимаете, так разговаривают простые люди. Так же и в России можно отличить мужика… — и он углубился в примеры из разговорного русского.

— Как вас зовут? — снова спросила она.

Мужчина лукаво посмотрел на нее.

— В России меня называли отец Копаб… [11] Kopab ( нем .) — голову долой.

Большинство из присутствующих на суде были русскими, и, услышав это имя, все они вскочили с мест. По залу прошла волна, как будто люди в ужасе шарахнулись от связанного беспомощного человека, стоявшего перед ними.

Грачанка встала вместе с остальными. Губы ее задрожали, в широко распахнувшихся глазах был ясно виден охвативший ее страх.

— Я убил Старкье, — продолжил он, — но на основании данных мне полномочий. То же можно сказать и о Франсуа. Когда-нибудь, — он неспешно обвел глазами зал, — я и…

— Хватит! — вскричала она и тут же прибавила: — Освободите его.

Шмидт в удивлении разрезал веревки у него на руках и ногах. Мужчина потянулся.

— Когда вы меня схватили, — сказал он, — у меня была с собой книга. Понимаете, здесь, в Англии, я нахожу в книгах утешение. И я, повидав на своем веку столько страданий и нужды, вызванных беззаконием, так же как вы, борюсь за возрождение человечества… Только делаю это другим способом.

Кто-то протянул ему книгу.

Взглянув на обложку, он кивнул и сунул книгу в карман.

— Прощайте, — сказал он и повернулся к открытой двери.

— Идите с Богом, — превозмогая дрожь, сказала женщина из Граца.

И человек по фамилии Джессен, некогда исполнитель приговоров Верховного совета, а в последнее время — государственный палач Англии, ушел, и никто не встал у него на пути.

Сила Красной сотни была подорвана, и Фалмут осознавал это. На всех больших вокзалах Лондона постоянно дежурили его люди, не говоря уже о том, что в стране работали агенты дюжины европейских полицейских служб. Одинаковые доклады шли изо дня в день: «Такой-то человек, о присутствии которого в Лондоне никто и не подозревал, покинул страну через Харидж», «Такой-то и такой-то неожиданно был замечен на вокзале Виктория и уехал одиннадцатичасовым поездом». За один день по маршруту Халл — Стокгольм из Англии уехали двадцать человек. А были еще и такие, кто уезжал из Ливерпуля, Глазго и Ньюкасла.

Я думаю, только тогда в Скотленд-Ярде оценили истинную мощь организации, которая затаилась в столице, и осознали масштаб разрушений, к которым могло привести начало террора.

Чем больше имен появлялось на рабочем столе комиссара, тем задумчивее он становился.

— Арестовать их?! — в ужасе воскликнул он, когда ему сделали такое предложение. — Арестовать? Послушайте, вам не приходилось видеть, как в Африке бродячие муравьи захватывают дома? В полночь они несметными полчищами проходят через дом, убивая на своем пути все живое, от жучков до кур. А вы видели, как утром они перестраиваются и снова возвращаются в дом? Когда такое видишь, у тебя не возникнет мысли арестовать их всех. Когда такое происходит, лучше всего уйти из этого дома подальше и дожидаться, пока последняя маленькая красная тварь не уберется оттуда!

Те, кто был знаком с Красной сотней не понаслышке, всей душой разделяли его точку зрения.

— Они поймали Джессена, — доложил Фалмут.

— Ох! — только и смог произнести комиссар.

— Когда он рассказал им, кто он, его тут же отпустили.

— Никак не могу понять, — комиссар задумчиво посмотрел в потолок, — почему «Благочестивые» сами не расправились со Старкье?

— Это довольно странно, — согласился Фалмут, — но Старкье был вынесен официальный приговор. Как и Франсуа. Не знаю как, но каким-то образом к ним в руки попали подлинники приказов об их казни. Джессен на их основании и исполнил… то, что исполнил.