Мэри Стюарт - Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила (сборник)

Час был поздний, я устала, но все равно не смогла сразу уснуть. Некоторое время я лежала без сна, снова и снова перебирая в памяти подробности недавней встречи.

Я пыталась представить, как расскажу о визите к тетушке Гарриет сначала Чарльзу, потом матери и отцу, но нужные слова почему-то никак не приходили. «Она чудаковатая, она выглядит больной, она состарилась, она все границы перешла в своем стремлении к отшельничеству» – ни одна из этих фраз не могла передать истинного тона этой необычной беседы. И если она в самом деле не собирается принять Чарльза…

Ладно, это проблемы не мои, а Чарльза. Я уснула.

Не знаю, что меня разбудило – то ли вспышка молнии, то ли последовавший тотчас же за ней раскат грома. Повернувшись на другой бок, я открыла глаза – все остальные звуки потонули в оглушительном шуме дождя. Такого ливня я никогда не видела. Ветра не было, только грохотали один за другим раскаты грома да метались по черному небу ослепительные белые сполохи. Я села на кровати и выглянула в окно. Деревянные рамы на сводчатых окнах жалобно стонали под напором ветра, оконные решетки колотились, словно желая ворваться в комнату, и при вспышках молний отбрасывали на стены причудливую черно-белую пляшущую тень. Сквозь открытое окно в комнату врывался сногсшибательный аромат цветов, разбуженных дождем. Вместе с ароматом цветов в комнату проникал и куда более ощутимый незваный гость: дождь. Тугие струи хлестали по подоконнику и огромными тяжелыми каплями растекались по полу.

Нужно было поскорее закрыть окно. Я неохотно поднялась с постели и босыми ногами зашлепала по холодному полу. В считаные секунды, пока я в непроглядной черноте, наступившей в коротком промежутке между молниями, нащупывала задвижку, моя рука под хлещущими струями ливня намокла до плеча. Наконец мне удалось захлопнуть окно. Сражаясь с неподатливой скрипучей защелкой, я услышала, как со стороны главных ворот донесся протяжный тоскливый вой огромного пса.

Этот звук – один из самых загадочных на свете, один из самых леденящих душу. Он таит в себе подсознательные воспоминания о волках и шакалах, таящиеся в наших душах с первобытных времен; поверх них наслаиваются бесчисленные легенды о смерти и горестях. Голос первой собаки поднимался все выше, завершившись трепетным плачем, затем к нему присоединилось протяжное тремоло второго зверя. Видимо, сторожевых собак просто напугал дождь, но моя рука, повинуясь инстинкту, крепче сжала мокрое железо оконной ручки, а по коже поползли холодные мурашки. Наконец я справилась с непокорной защелкой и потянулась за полотенцем, чтобы вытереть руку.

Неудивительно, что собачий вой, согласно легендам, предвещает смерть… Растирая мокрое плечо, я размышляла о легенде, рассказанной Чарльзом; гусиный клич, гончие псы Гавриила, свора собак, несущих смерть… Да, этой ночью ад со всеми чертями вырвался на свободу и обрушились небеса. В былые времена любой из обитателей дворца охотно поверил бы в то, что дьявольские псы мчатся по небу сквозь бурю, неся за собой гибель всему живому.

Но то в былые времена. А ты и теперь поддалась суевериям, поверила во всякую чушь. Тогда как в наше время… нет, ерунда, ничего страшного нет…

Я отшвырнула полотенце и пошлепала обратно к кровати.

Секунд через пять я обнаружила нечто куда более неприятное, чем все гончие псы Гавриила, вместе взятые. Крыша протекала. Мало того, она протекала прямо над моей постелью.

Оставшись в полной темноте, я обнаружила это самым простым образом – опустившись на кровать в самую середину мокрого пятна на простыне, я в тот же миг получила изрядную порцию воды аккурат себе на шею. За первой каплей обрушилась следующая, потом еще и еще…

Я опять соскочила на холодный мраморный пол и принялась лихорадочно нашаривать ботинки. Как назло, молнии прекратили вспыхивать столь же внезапно, как начали, и вокруг царила непроглядная тьма. Наконец я нашла один ботинок и топала босой ногой в поисках другого, но никак не могла его нащупать. Придется зажечь лампу. Для этого надо разыскать сумку, а в ней – спички: я надеялась, что захватила их с собой. К тому времени, как мне это удастся, на мою кровать обрушится еще пинта-другая воды. Разумнее всего было бы оттащить кровать подальше от опасного места, а потом уже приняться за розыск моих пожитков, однако при свете дня я не настолько хорошо запомнила обстановку комнаты, чтобы вручную перетаскивать мебель в темноте. Поэтому мне ничего не оставалось, как прыгать на одной ножке и, отчаянно ругаясь, шарить вокруг себя до тех пор, пока я не нашла спички. Еще минут пять ушло на то, чтобы разжечь керосиновую лампу.

Когда свет наконец зажегся, не составило труда разыскать второй ботинок и набросить на себя что-нибудь из одежды. Потом я храбро потащила кровать подальше от стены. Сломанные колесики протестующе задребезжали по мраморному полу. Теперь вода текла прямо на пол. Через несколько секунд я осознала, что стук капель громко отдается в наступившей тишине.

Дождь перестал.

Я снова подошла к окну. Дождь прекратился внезапно, как будто наверху перекрыли кран. Небо уже очистилось, появились звезды. Я распахнула окно и обнаружила, что на смену буре пришел легкий, неустойчивый ветерок. Он разогнал облака и шелестел в верхушках деревьев на берегу реки. После холодного дождя ветерок показался теплым, и я открыла окно пошире. Потом принялась снова устраиваться на ночлег.

Одеяла сохранились почти сухими, потому что я, вставая с кровати, невольно отбросила их в сторону. Я сняла простыни, осторожно положила их на сухой конец скамьи возле окна, а затем еще осторожнее перевернула матрас. Он был туго набит конским волосом и недавно обтянут свежим чехлом из небеленого хлопка. Оставалось только надеяться, что он успеет прослужить мне остаток ночи, прежде чем влага проникнет насквозь. Я отбросила мокрую простыню, прикрыла матрас сухими одеялами, поставила лампу и легла прямо в одежде, надеясь хоть немного вздремнуть до утра.

Но уснуть было нелегко. Размеренный стук капель по голому мраморному полу прямо у меня над ухом отдавался в гулкой комнате, как барабанный бой. Я терпела минут десять, потом поняла, что не усну, если не найду способ прекратить его. Я еще раз встала с постели, пошарила вокруг, нашла мокрую скомканную простыню и положила ее на пол, туда, куда падали капли. В наступившей блаженной тишине мое внимание привлек новый звук, доносившийся снаружи. Я села и прислушалась.

Гончие псы – вестники смерти – наконец умолкли. В саду раздавалось громкое птичье пение. Переливчатые трели, отражаясь от воды и близко расположенных стен, наполняли сад чарующей музыкой. К первому певцу присоединился другой. Затем вступил третий, и в омытом свежестью воздухе разлились водопады дивных звуков.