Мэри Стюарт - Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила (сборник)

Я отодвинула засов на двери и босиком вышла в аркаду.

Поверхность озера тускло мерцала. Она была светлее, чем отраженный в ней свет звезд. Легкое дуновение ветерка стряхивало с мокрых веток кустарников повисшие на них капли дождя. Соловьиная песня, наполнявшая сад, доносилась из самой гущи переплетенных ветвей и блестящих мокрых листьев ползучих растений, обвивших стены.

Из-под западной аркады выпорхнули из гнезда два голубя и, всплеснув крыльями у меня над головой, исчезли в черной вышине. В темноте под арками что-то двигалось – чья-то смутная тень. Вдоль аркады шел человек. Он ступал очень тихо, и сквозь пение птиц и шелест листьев я не слышала звука его шагов. Но это не был араб в белой рубахе. Скорее всего, это Джон Летман. Наверно, вышел посмотреть, как я пережила грозу.

Я подождала еще несколько секунд, но человек не приближался, и больше я его не видела. Сад был неподвижен и тих, если не считать пения соловьев.

Меня пробрала дрожь. Пяти минут ночной музыки оказалось более чем достаточно. Я вернулась в комнату, раздраженно закрыла дверь, чтобы не слышать соловьиного пения, и без сил свалилась на постель.

Меня разбудили яркий солнечный свет и стук в дверь. За дверью стояла Халида. Она принесла мне завтрак: тарелку тонких пресных лепешек, сливочный сыр, неизменный абрикосовый джем и большой кофейник. Девушка выглядела усталой, но все-таки бросала на меня искоса угрюмые взгляды. Однако она воздержалась от комментариев по поводу беспорядка в комнате, мокрой простыни на полу и даже кровати, отодвинутой на четыре фута от стены. Я поблагодарила ее за завтрак и пробормотала что-то насчет ужасной ночи, но она в ответ лишь угрюмо кивнула и вышла.

В остальном, если не считать Халиды, утро было веселым и радостным. Солнечный свет, проникая через голубые и янтарно-желтые стеклянные купола на крыше, заливал алебастровые ванны и светлые мраморные стены в хаммаме причудливым, точно под водой, трепетным светом. Вода, холодная как лед, тонкой струйкой вытекала из пасти дельфина и наливалась в серебряную раковину. Я умылась, вернулась в спальню и оделась, потом отнесла поднос с завтраком на залитый ярким солнцем край бассейна.

В золотистых лучах теплого солнышка, под высоким голубым небом недавняя гроза с потоками ливня стала казаться чем-то далеким и позабытым. Однако на садовых дорожках, там, где не хватало камней, да в колодцах, выкопанных у корней деревьев специально для сбора дождевой влаги, на глубину нескольких дюймов стояла вода. Сорняки между каменными плитами уже выпрямились, цветы засияли ярче, омытые дождем кусты блестели мокрыми листьями. Даже вода в бассейне стала как будто чище. На краю бассейна, распустив хвост, стоял павлин и любовался своим отражением в воде. Он казался искусственным, ненастоящим, словно цветная картинка из книжки или драгоценная игрушка, вышедшая из мастерской Фаберже. Над лавровым кустом порхала золотистая птичка. Маленький павильон на острове сверкал свежевымытой позолотой на куполе и ярко-синей черепицей. Среди роз громко распевал соловей, не замечая, что наступило утро и ему пора отдохнуть.

Я спросила себя, каким же образом Джон Летман прошлой ночью проник в сераль и вышел из него и зачем ему это понадобилось.

Он появился полчаса спустя. Какие бы эскапады ни предпринимал он сегодня ночью, на его внешнем облике они не отразились. Он, казалось, прекрасно выспался, был весел и свеж, странный блуждающий взгляд исчез, серые ясные глаза сияли бодростью. Движения были энергичны, хорошо рассчитаны, и он приветствовал меня чуть ли не игриво:

– Доброе утро.

– О, здравствуйте. Вы вовремя. – Я появилась на пороге со всем моим багажом – упакованной сумкой, готовая в путь. – Я как раз вышла поглядеть, не идете ли вы. Надеюсь, собаки заперты?

– На день их всегда запирают. Они вас ночью разбудили? Да, бурная выдалась ночка. Вам удалось выспаться? – Он обвел глазами беспорядок в комнате. – Видимо, бурная – это еще мягко сказано. Что случилось? Не надо рассказывать – я все понял. Крыша протекает?

– Еще как, – рассмеялась я. – Значит, вы все-таки решили поселить меня в третьем классе? Нет, шучу, шучу. Я передвинула кровать и под утро ухитрилась немного вздремнуть. Но к сожалению, матрац промок насквозь.

– Не важно. Я положу его снаружи, и он высохнет через пять минут. Простите, ради бога, за такую ночь. Наверно, водосток с крыши опять засорился. Насирулла божится, что недавно прочищал его. Значит, вам все-таки удалось поспать?

– Да, спасибо, неплохо. Правда, только под утро. Не беспокойтесь. Верно говорится: плох тот ветер, который никому не приносит удачи.

– То есть?

– Если бы я не заявилась сюда и не перевернула весь дом вверх дном, на моем месте спали бы вы и вся эта вода пролилась бы на вас.

– Вы делаете успехи. Но поверьте, вас нельзя считать дурным ветром. Вчера ночью тетушка после вашего визита была сама не своя от радости.

– Правда? Я ее не утомила?

– Ни капельки. После вашего ухода она еще долго не отпускала меня, все разговаривала.

– Относительно Чарльза она не передумала?

– К сожалению, еще нет, но на это нужно время. Дайте ей подумать. Вы уже собрались? Тогда пойдемте.

Мы направились к воротам.

– Тетушка задержала вас допоздна? – спросила я. – Нелегко, наверное, вот так вот жечь факел с обоих концов.

– Не то чтобы очень. Я лег даже прежде, чем началась буря.

– Гроза вас разбудила?

– Бровью не повел, – рассмеялся Летман. – И не упрекайте меня за то, что я пренебрег своими обязанностями. Ваша тетушка обожает подобные разгулы стихий. Она сама мне говорила. Из нее вышла бы превосходная Катиша.

– «Но тому, кто искушен, кто ученьем одарен, нипочем и гром, и молньи, и гроза», – процитировала я, и Летман снова рассмеялся, на этот раз тихо, про себя. – Да, тетушка потешила душу. Мне и самой понравилось. По крайней мере, последствия этой грозы. Сад после дождя выглядел просто чудесно.

Я поймала на себе брошенный искоса быстрый взгляд.

– Вы выходили во двор?

– Всего на минутку. Выглянула послушать соловьев. Ой, посмотрите, какие цветы! Это из-за грозы? Наверно, дурной ветер принес больше хорошего, чем мы ожидали?

Очередной коридор вывел нас в тесный дворик, где вчера мы с Хамидом ожидали решения тетушки Гарриет. Здесь дождь тоже поработал на славу, чисто вымытые мраморные колонны ослепительно белели на солнце. Возле их подножия в резных вазонах пышно распустились анемоны. Ярко-красные цветы алели среди высокой травы, как капельки крови.

– Мои сады Адониса, – сказал Джон Летман.

– Что-что?

– Сады Адониса. Знаете миф об Адонисе?

– Знаю только, что Афродита встретила его в Ливане и что каждую весну его кровь окрашивает речную воду в красный цвет. Отчего это происходит? В воду попадает железо?