Мэри Стюарт - Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила (сборник)

Но я так ничего и не добилась. Офицер держался вежливо, но твердо. Пока я объясняла, в чем дело, он понимающе кивал, даже сочувствовал, но больше ничего поделать не мог. Вопрос был ясен. В паспорте нет въездной визы; как же он может разрешить выезд? Очень жаль, но это невозможно; у него есть должностные инструкции. Как это ни прискорбно, закон есть закон.

Очевидно было, что офицер не стремится нарочно чинить мне препятствия и терпеливо старается соблюдать вежливость перед лицом серьезных нарушений закона. В конце концов я, не дожидаясь, пока в липкой жаре сама потеряю остатки терпения, сдалась, поблагодарила офицера и локтями проложила себе дорогу к выходу.

После душной переполненной комнаты раскаленный воздух снаружи показался почти свежим. Я побрела к машине, уныло спрашивая себя, что же делать дальше. Очевидно было, что придется возвращаться. Лучшее, что я могла предпринять, это сделать так, чтобы день не был загублен окончательно, и уговорить Хамида отвезти меня куда-нибудь прогуляться. Например, в Баальбек… Я уже была в Баальбеке вместе с группой, но поездка выдалась какой-то суматошной; может быть, стоит подняться к долине Бекаа, не торопясь проехать через нее, еще раз осмотреть Баальбек и потом вернуться в Бейрут горной дорогой… Добравшись до отеля, я смогу позвонить Бену, это дело не спешное, и расскажу ему, что произошло. Да, конечно, такой поворот событий огорчал и даже бесил меня, но ничего действительно страшного не произошло. Не из-за чего плакать. Но мне отчаянно, до боли в груди хотелось заплакать.

Я встретилась глазами с Хамидом и вдруг заговорила, горестно, торопливо:

– Да, я знаю, что, скорее всего, встречусь с ним завтра, но мне хочется увидеть его сегодня, сейчас, как можно скорее. Как вам объяснить… Мой кузен – это больше чем просто двоюродный брат, мы почти близнецы. Знаю, о близнецах болтают много всякой чепухи, но, может быть, в этом и правда что-то есть. Близнецы бывают очень… близки, что ли, потому они так и называются. Знаю только одно: я хочу сегодня же увидеть Чарльза. Хочу услышать, что он мне собирается рассказать. Хочу быть с ним. Нет, не в том смысле, как вы могли подумать, вообще не могу объяснить, в каком смысле, но…

Я пожала плечами и простерла руки. Жест получился необычным для англичанки, но весьма обыденным и хорошо знакомым для арабов.

– Вы думаете, он попал в беду? – быстро спросил Хамид.

– О нет, нет, ничего подобного. Такого не может быть. Говорю вам, не могу объяснить, откуда у меня такое чувство. Ладно, раз нам не суждено попасть в Сирию, значит так тому и быть, и нет смысла стоять тут и переливать из пустого в порожнее. Придется нам вернуться, и из отеля я позвоню в Дамаск. Спасибо, Хамид, за ваше долготерпение – вы так любезно хлопотали за меня. О господи, подождите минутку, совсем забыла! Вы уже договорились о пассажире на обратную дорогу из Дамаска? Что будет, если вы не сумеете вовремя попасть в Дамаск и забрать его?

– Ничего страшного. Я все равно не собирался возвращаться до завтра. Позвоню, и эту работу за меня сделает кто-нибудь другой. – Хамид распахнул передо мной дверцу машины. – Не тревожьтесь об этом, сегодняшний день ваш. Куда еще вас отвезти? Вы уже были в Баальбеке?

Я нерешительно помолчала.

– Наверное, уже поздно ехать в Хомс?

– Не очень, но это тоже по ту сторону границы.

– Черт побери, совсем забыла. Ну и застряли мы, правда? Что ж, если вы уверены, что с вашим дамасским заказом все будет улажено, я не против посмотреть Баальбек еще раз, сама по себе, без спешки и суеты. – Но едва я села в машину, как в голову мне пришла другая мысль. Я застыла. – Знаете, пожалуй, хватит на сегодня экскурсий, давайте вернемся в Бейрут. Вот что я подумала: а что произойдет, когда я соберусь возвращаться из этой страны в Лондон? Что мне тогда делать – получать новую визу, или идти в консульство и разбираться с этой проклятой выездной визой, или еще что-нибудь? Наверняка возникнут сложности, понадобится время. Лучше заняться этим не откладывая.

– Пожалуй, вы правы, но вряд ли этим станет заниматься ваше консульство. Думаю, вам нужно идти прямо в Управление национальной безопасности в Бейруте и получить новую визу. Если вы не против подождать еще немного, я схожу на пограничный пункт и спрошу офицеров, куда нам следует обратиться. И кто знает, может быть, это не отнимет много времени. Не исключено, что мы еще успеем обернуться туда и обратно и до наступления ночи попасть в Дамаск.

Меня захлестнула такая радость, что я сама удивилась.

Я улыбнулась Хамиду:

– Да, это было бы чудесно, и к тому же вы успели бы взять вашего пассажира на обратную дорогу! Тысяча благодарностей, Хамид! Вы так любезны!

– За такую улыбку, – усмехнулся Хамид, – я бы горы свернул. Счастливчик ваш кузен.

Он снова исчез в бетонном бараке.

Машина раскалилась, как печка, и я вышла на обочину подождать Хамида. Из автобуса с табличкой «Баальбек» выгрузили весь багаж, и грязные тюки валялись прямо в придорожной пыли. В них рылись сердитые потные пограничники. Пассажиры без дела слонялись вокруг, курили, поглядывали по сторонам и сплевывали в пыль. Пара юнцов, косясь на меня, придвинулись ближе.

Я окинула взглядом сероватое здание пограничного поста. Сквозь открытую дверь мне была видна шумная многоголосая толпа вокруг стойки. Похоже, Хамид застрял надолго. Я отошла подальше от машины и снова вскарабкалась на высокий откос над обочиной.

На этот раз я поднялась повыше, туда, куда не долетали пыль и бензиновая гарь, но старалась не выпускать машину из виду и держаться прямо над ней. Дорога в этом месте пролегала по дну узкой лощины, и, поднявшись чуть выше, я тотчас же почувствовала, что воздух стал заметно свежее. Под ногами росла трава и пестрели цветы.

Здесь не было того изобилия цветов, какое я видела вдоль дороги на Афку, однако склоны были покрыты, хоть и негусто, свежей зеленью. Кое-где покачивалась на ветерке чахлая трава, темнели сероватые венчики чертополоха, белели подушечки каких-то мелких белых цветов, похожих издалека на изморозь. Чуть выше пламенели на серых камнях, ослепляя глаз пронзительно-желтым каскадом, золотистые метелки ракитника. И повсюду, нахально выпирая из морозно-белого шлейфа мелких белых цветов, торчали штокрозы – да-да, те самые штокрозы, каких полно в каждом английском палисаднике, белые, красные и желтые. Дикие сородичи привычных садовых цветов пестрым ковром усеяли каменистые склоны выжженных солнцем Ливанских гор.

А в четверти мили отсюда, на соседнем склоне, где на таких же серых камнях желтел тот же самый ракитник и росли те же самые штокрозы, была Сирия.

Я поднялась над лощиной футов на сто. С этой высоты передо мной открывался роскошный вид на окрестные горы. Дорога сбегала вниз по каменистому склону и за нейтральной полосой, за сирийским пограничным постом огибала высокий черный утес, а дальше спускалась к мосту через ручей, бегущий по дну долины.