Мэри Стюарт - Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила (сборник)

Я вгляделась в короткий отрезок дороги прямо у меня под ногами. В ответ на взятку, предложенную Хамидом, поднялся второй ливанский шлагбаум, и огромная машина, сверкая стеклами, покатила по нейтральной полосе и остановилась возле шлагбаума на сирийской стороне. Хамид выскочил из машины и направился к пропускному пункту показывать документы. Поскольку он был один и проезжал этой дорогой не в первый раз, проверка наверняка займет не более нескольких секунд.

Я перевела взгляд туда, где стоял «порше».

И вовремя. В тот же миг белая машина стремительно выскочила из-под деревьев, как гончий пес, спущенный с поводка, свернула направо и, взметнув облако пыли, помчалась по дороге в сторону Дамаска. Секунду спустя до меня донеслись рев мотора и громкий шорох колес на каменном мосту.

Но когда этот звук долетел до меня, машина уже скрылась из виду.

Не знаю, долго ли я стояла на продуваемом всеми ветрами холме, глядя на пустое дорожное полотно, где только что виднелся белый автомобиль. Мне казалось, что вакуум, оставшийся на месте исчезнувшей машины, втянул меня в жаркую бурлящую воронку, а потом, покрутив, швырнул, оглушенную, в пыль.

Наконец я взяла себя в руки и попыталась разглядеть, далеко ли успел уехать Хамид.

Он стоял у второго сирийского шлагбаума и протягивал в окно бумаги – наверное, документы на автомобиль. Дежурный пограничник забрал их, просмотрел и вернул Хамиду. Перешла из рук в руки пачка купюр. Мгновение спустя шлагбаум поднялся, машина тронулась с места и, наращивая скорость, помчалась по дороге. Вскоре она исчезла из виду позади обрывистого утеса.

По моим подсчетам, Хамид отставал от «порше» не более чем на четыре минуты. В считаные секунды его лимузин выскочил на прямой отрезок дороги, ведущий к мосту. Хамид нажал на тормоза. Взметнув продолговатое, как гриб, облако пыли, тяжелая машина остановилась у самого края крохотной рощицы. Хамид вышел из машины, тотчас же понял, что рощица недостаточно густа, чтобы в ней мог укрыться «порше», и обернулся к югу, прикрыв ладонью глаза от солнца. Спустя секунду-другую он вскочил обратно в машину, захлопнул дверцу и, промчавшись, в свою очередь, через мост, скрылся из виду за поворотом извилистой дороги.

Нетрудно было понять, что он заметил впереди на дороге белый автомобиль. И оставалось только гадать, сколько времени ему понадобится, чтобы догнать моего кузена. Мне подумалось, что профессиональный шофер, знающий дорогу как свои пять пальцев, сумеет без труда наверстать те несколько минут, на которые Чарльз опередил его, и даже скомпенсировать разницу в мощности между городским автомобилем и спортивным «порше». Четыре минуты на хорошей дороге – фора немалая, но если бы Чарльз всерьез куда-то спешил, он бы не стал терять столько времени на стоянку в рощице. Мой кузен резко рванулся с места всего лишь потому, что у него было прекрасное настроение, и теперь он, скорее всего, не торопясь катит в Дамаск, любуясь дикими штокрозами на склонах Джебель-Шейх-Мандура.

Я села возле ракитника, благоухающего диким медом, и принялась за ланч. Помимо рулетов с мясом в отеле мне дали бумажный пакетик с черными маслинами, кусок мягкого белого сыра и какие-то мелкие конвертики из теста, похожие на равиоли, с начинкой из ароматной колбасы с пряностями. Когда я как следует подкрепилась и принялась за персик, внизу на дороге почти не осталось транспорта, если не считать очередного автобуса, на сей раз направлявшегося на юг. Пограничник у ворот, очевидно, отправился вздремнуть после обеда. Я посмотрела на часы. Половина второго. И на дороге по-прежнему не видно ни Хамида, ни возвращающегося Чарльза.

В два часа они так и не появились. И в половине третьего тоже.

В придачу мне, даже среди цветов на уютном склоне горы, не приходилось и мечтать о сиесте. Двое арабских юнцов, которые лениво прогуливались вокруг здания таможни, посовещались, ухмыляясь и пихая друг друга локтями, – я сделала вид, что не замечаю их намерений, – решили наконец подойти и завязать со мной разговор. Скорее всего, ими двигало не более чем простое любопытство, но, поскольку их словарный запас в американском английском ограничивался всего тремя-четырьмя словами, а я совсем не знала арабского, они, все так же ухмыляясь, лишь бродили вокруг меня и пялились. В конце концов у меня не выдержали нервы, я в раздражении вскочила на ноги и принялась собирать вещи.

Мне кажется, я понимала, что произошло. Хамид неверно истолковал мою мимолетную вспышку раздражения, вызванную непредвиденной задержкой, и решил, что я до глубины души разозлилась на бедного Чарльза. Там, где я увидела всего лишь досадное недоразумение, он вообразил серьезную проблему. Одно из двух: либо Хамид до сих пор целеустремленно следует за «порше», либо какие-то непредвиденные обстоятельства задержали ту или другую машину на обратном пути. И если я буду ждать дальше и ни одна из машин не вернется, то я не сумею вовремя попасть в Бейрут и зайти в Управление национальной безопасности уладить недоразумение с визой, и тогда уже ничего не поделаешь.

Поэтому я решила отправиться в Бейрут, не откладывая. Внизу на дороге остановился автобус с табличкой «Баальбек». Один из юнцов, хитро косясь, присел в ярде от меня на пыльный валун и в двадцатый раз произнес: «Нью-Йорк? Лондон? Мисс?» – а затем отпустил какое-то замечание по-арабски, после которого его приятель покатился от хохота, но я не стала ждать продолжения, подхватила сумочку, вежливо попрощалась с мальчишками и зашагала вниз по склону холма.

В тени машины лежал знакомый тощий пес. Он приветливо, как бы узнавая меня, но, как мне показалось, без особой надежды шевельнул хвостом. Проходя мимо, я положила на землю у него перед носом остатки мясного рулета. Пес схватил подношение и поспешил убраться с пути двух юнцов, которые спускались по склону вслед за мной. Возле автобуса на жаре томилась толпа пассажиров, бесстрастно взирая, как таможенники перебирают груду домашнего скарба, достойную библейского Исхода. Пограничник без малейшего энтузиазма просматривал документы. Офицер у шлагбаума пропустил очередную машину и снова погрузился в безмятежный сон. Казалось, никому ни до чего нет дела. Даже юнцы оставили попытки познакомиться со мной.

Я вошла в барак. Меня встретил слегка остекленевший и в высшей степени неприветливый взгляд оливково-смуглого пограничника за стойкой. Я потратила добрых десять минут на то, чтобы найти в толпе человека, который сумел бы мало-мальски сносно перевести мои слова с английского на арабский, и наконец приступила к расспросам.