Мэри Стюарт - Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила (сборник)

– Правда? Поможете? То есть… если у вас есть время… Чрезвычайно любезно с вашей стороны! – От радостного волнения я даже начала заикаться.

– Не стоит благодарности, – безмятежно сказал мистер Ловелл. – Курите?

– Нет. Впрочем, иногда. Спасибо, пожалуй, покурю. Это турецкие сигареты?

– Нет, «Латакия» – лучший сирийский табак. Смелей, попробуйте.

Я взяла сигарету. Мистер Ловелл поднес зажигалку. Шофер, который до сих пор не произнес ни слова, тоже затянулся. Мистер Ловелл зажег сигарету для себя и откинулся на спинку сиденья возле меня. Зажигалка у него, как я успела заметить, была золотая, марки «Фламиния», и портсигар тоже из золота. Запонки на шелковых манжетах были сделаны из литого золота и искусно украшены тонкой гравировкой. Да, мистер Ловелл, несомненно, человек состоятельный и в высшей степени самоуверенный. Может быть, важная персона? Судя по надменному виду, не исключено. Я спросила себя, не могло ли оказаться так, что я по чистой случайности завела в Бейруте то самое «полезное знакомство», на котором настаивал папа. Похоже, теперь у меня не будет хлопот с визой и с Управлением национальной безопасности.

Мистер Ловелл молчал и, полуобернувшись, глядел в окно. Мы еще немного покурили в тишине. Могучий автомобиль бесшумно катил на юго-запад, без малейших усилий преодолел крутой перевал Ливанского хребта и устремился вниз, туда, где в долине раскинулись многоэтажные кварталы Бейрута. Мне нравилось сидеть в тишине и ни о чем не думать, воспользовавшись ненадолго выпавшей передышкой, пока автомобиль плавно несет меня вперед, туда, где мне снова придется что-то предпринимать и напрягать силы. Но и эти предстоящие усилия станут для меня легче благодаря помощи вежливого, компетентного мистера Ловелла.

И только в ту минуту, когда я, расслабившись, ощущала, как звенящее, словно тонкая тетива, напряжение покидает мое тело, как ослабевают натянутые нервы, засыпают мышцы, плавятся, словно сладкий ирис, усталые кости, только тогда я поняла, до чего измотало меня чудовищное нервное напряжение, до какой степени я бессмысленно, бесполезно взвинтила сама себя перед лицом опасности, которая существовала только в моем воображении. Я позволила Хамиду увидеть и почувствовать это нервное напряжение, он неверно истолковал его, и, таким образом, я по собственной вине осталась в одиночку выпутываться из неприятностей. Что ж, пока что мне это неплохо удается… а тем временем машина стремительно катит к Бейруту, в окно врываются горячие солнечные лучи, встречный ветер сдувает пепел с моей сигареты и уносит прочь клубы дыма, прозрачные, как шарфики из голубого нейлона, и я блаженно поднимаю руку, чтобы стряхнуть с глаз эту невесомую голубую дымку, потом роняю руку на колени ладонью вверх и безмятежно, бездумно откидываюсь назад.

Мой спутник, на первый взгляд такой же расслабившийся, как я, оторвался от созерцания видов, проплывавших за окном машины. Сразу за обочиной крутой горный склон уходил вниз широким откосом, где среди зеленой травы белели бесчисленные камни. Внизу темнел свежей зеленью лес и сверкал бегущий ручей. Вдали, за ручьем, обрамленным полоской лесов, склон снова поднимался. На ступенчатых террасах были разбиты поля, зеленые, бледно-желтые и темно-золотистые. Выше них опять тянулись каменистые пустоши, пронизанные сероватыми ниточками снегов. Вдоль обочины мелькали, уносясь вдаль, стройные тополя, размеренные, как телеграфные столбы. Их голые ветви кружевным узором вырисовывались на фоне далеких снегов и жаркого синего неба.

– Боже милостивый!

Мистер Ловелл очнулся от дремотного созерцания, скинул темные очки, вытянул шею и, прикрыв глаза рукой, вгляделся в далекий склон горы.

– Что там такое?

– Ничего, ничего, просто красивый вид. И отнюдь не такой неуместный в здешних краях, как может показаться на первый взгляд. – Мистер Ловелл издал короткий смешок. – Романтика неисчерпаема – Гарун аль-Рашид, аравийские благовония, кровь на розах и тому подобное. Там, вдалеке, скакал на лошади араб с парой персидских борзых – салюки, слышали о них? Очень красивые создания. Как в сказке.

Смысл его слов не сразу дошел до меня. Я, пытаясь загасить окурок сигареты, возилась с пепельницей, вделанной в спинку переднего сиденья.

– А на руке у него для полноты картины непременно должен сидеть ястреб, – добавил мистер Ловелл. – Может быть, он и сидит, только издалека не могу разглядеть.

Я быстро подняла глаза:

– Как вы сказали? Всадник с двумя салюки? Здесь?

Разумеется, это простое совпадение. Мы находимся за много миль от Бейрута, по другую сторону от города, и до Дар-Ибрагима очень далеко. Всадником с двумя салюки никак не может быть Джон Летман. Однако совпадение было достаточно странным, чтобы насторожить меня. Я выпрямилась и сказала:

– Где? Можно посмотреть?

Чтобы взглянуть вниз по склону горы, мне пришлось почти перегнуться через мистера Ловелла. Он откинулся назад, чтобы не мешать, и показал на далекую точку на склоне намного ниже нас.

Автомобиль плавно скользил по внешней дуге крутого поворота. С противоположной стороны дорогу не ограждала ни стена, ни даже небольшая изгородь. За обочиной тянулась узкая полоска высохшей глины шириной всего в ярд, где между тополями росли кустики чертополоха. Сразу за ней земля обрывалась вниз. Я вгляделась.

– Ничего не вижу. Какой масти лошадь?

– Светло-гнедая. – Мистер Ловелл снова указал куда-то вниз. – Вон, смотрите, подъезжает к деревьям. Скачет быстро. Всадник в белом. Видите?

Я вгляделась туда, куда указывала его правая рука. Как только я склонилась ближе, левой рукой он скользнул мне за спину и крепко стиснул.

В первый миг мне подумалось, что он хочет поддержать меня, чтобы я не упала на крутом повороте. Потом его рука напряглась, и я, не веря себе, решила, что он неуклюже пытается ухаживать. Я напряглась и попыталась вырваться. Он, крепко вцепившись мне в левый локоть, удерживал меня, не давая пошевелиться. Я чувствовала себя совершенно беспомощной. Мое тело оказалось прижато к его боку, правая рука стиснута. Я не могла ею шевельнуть.

– Сидите смирно, и останетесь целы.

Он перешел на шепот. И тут я узнала его голос. И глаза, сверлившие меня уже не из-под стекол очков. И длинный нос, и оливковое лицо, казавшееся бледным в свете керосиновой лампы…

Но это было безумием. Даже предположение о том, что Джон Летман мог ускакать на лошади за сорок миль от дворца Дар-Ибрагим, само по себе казалось невероятным, но допустить, что моя двоюродная бабушка Гарриет, переодевшись в мужчину сорока с небольшим лет, сидит рядом со мной в машине и одной рукой стискивает меня мертвой хваткой, а в другой руке у нее что-то блестит…