Мэри Стюарт - Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила (сборник)

– Может быть, твой костюм ему самому был нужен. Он вышел, чтобы отогнать твою машину в Бейрут, и, наверно, хотел походить на тебя, на случай если его кто-нибудь увидит.

– Пожалуй, ты права. И все равно он мог бы оставить мне что-нибудь еще, кроме старого одеяла. А та рубашка мне очень нравилась, черт бы его побрал. Словом, я забрал у Хассима ключи и выскочил из камеры голышом, а потом заглянул в привратницкую и схватил какие-то кошмарные тряпки. Как тебе мой наряд? Я выбрал то, что ты назвала бы жестким минимумом, и скрылся. Я понимал, что если за мной погонятся, то в первую очередь пойдут прямо к броду, поэтому завернул за угол, сюда, к окнам сераля. Представляешь? Наш герой в костюме Адама крадется под окнами, сжимая в руках штаны, и то и дело подпрыгивает, наступив на репейник.

– Бедный мой ягненочек. Утешайся тем, что ты не первый.

– Что? Ах да, в сераль лазали многие. Конечно… В общем, я остановился под деревьями и натянул штаны. По правде говоря, там была и рубашка, и куфия, только я в темноте не сумел их найти… Потом я услышал твои вопли. Этот негодяй тебя ударил?

– Нет. Честно говоря, я орала не из-за него, а из-за кошки. Ладно, продолжай, я хочу знать, что случилось дальше. Как ты сумел взобраться?

За разговором Чарльз бродил по роще, опустив голову, словно что-то выискивал, и вдруг с радостным восклицанием поднял с земли какой-то сверток.

– Ага, вот они… Эта рубашка мне пригодится: как-никак, а на носу утро… Где я был, говоришь? Да прямо под окном сераля, вот здесь, где мы стоим. Тут-то я и услышал твой вопль. Я кое-как натянул штаны и туфли и рванулся к главным воротам, но они были уже задвинуты на засов. Пока я возился с запорами, внутри начало твориться что-то невообразимое. Потом запахло дымом. Я подумал, что, если пожар разгорится как следует, они откроют ворота, но даже в этом случае нам ничего бы не светило. Поэтому я побежал обратно сюда, за угол. Я знал, что, схватив меня, они снова заперли заднюю калитку, так что не стал тратить на нее время. Я просто подбежал к этому окну и забрался по стене. На самом деле подъем совсем нетрудный.

– Ничего себе нетрудный! – Я впервые увидела эту стену с наружной стороны. Передо мной возвышалась отвесная черная стена. – Да по ней невозможно взобраться!

– Для твоего большого храброго кузена нет ничего невозможного. Как бы то ни было, я знал, что ты в саду, потому что на полпути наверх услышал, как ты ругаешься на собак. А забравшись внутрь, я увидел на острове нечто вроде Ноева ковчега. Вот так вот… Жаль, что в облачении Хассима не предусмотрены носки – нет ничего противнее мокрых сандалий. Слушай, оберни-ка эту простыню для чалмы вокруг плеч. Она не очень грязная и, по крайней мере, сухая. Давай завяжу… Что это у тебя на шее?

– Ой, совсем забыла, что надела его. Это талисман для отвода дурного глаза, я купила его для тебя. Помнишь, ты говорил, что хочешь повесить такой в машине.

– Ах ты, моя милая. Храни его бережнее, похоже, он работает… Вот так. Теперь ты почти соответствуешь моим вкусам.

– Лесть ни к чему не приведет.

– Я не льщу, ты в самом деле выглядишь чудесно. В волосах запутались водоросли, платье словно вылили на тебя из кувшина с грязью, а глаза огромны, как мельничные жернова, и черны, как открытый космос.

– Это оттого, что я накурилась их гнусной марихуаны.

– Du vrai? [64] Правда? ( фр .) – спросил Чарльз. – Я так и думал. Понравилось?

– Чертовщина какая-то. Сначала кажется, что довольно приятно, перестаешь тревожиться, а потом вдруг обнаруживаешь, что вместо костей у тебя гнилая труха, мозг набит старым тряпьем и нет никаких сил думать. Ох, Чарльз, они торгуют этой дрянью… ужас какой-то. Они продумывали этот план несколько месяцев…

– Дорогая, я все знаю. Летман разболтал мне довольно много, может быть, даже больше, чем сам того желал. Ты знала, что он наркоман?

– Графтон рассказал. Мне бы следовало догадаться по тому, что временами у него бывал странный вид, но мне такое и в голову не приходило. Он сказал, что тетушка Гарриет умерла?

– Я знал.

Я выпучила глаза:

– Ты хочешь сказать, что знал об этом с самого начала? Значит, именно в этом и есть твоя тайна?

– Боюсь, что да.

– Но как ты обнаружил?

– Прежде всего, догадался. Ты знала, что она страдала той же котофобией, что и ты? При виде кошки точно так же слетала с катушек и шла вразнос?

– Неужели? Понятия не имела. У нас дома, конечно же, никогда не было кошки, поэтому, когда она приезжала, разговор об этом, естественно, не заходил. Да, теперь понимаю. Наверно, когда я тебе сказала, что у нее в спальне был котенок, ты сразу заподозрил, что тут что-то неладно. Но ведь Графтон не мог об этом не знать?

– Может быть, он и не догадывался, что в ту ночь в спальню пробралась кошка. А скорее всего, ему это и в голову не приходило. Здесь на конюшенном дворе наверняка всегда водились кошки – а как же иначе, вспомни о том, сколько крыс наводнило сераль, – но при жизни тетушки Гарриет они никогда не рисковали проникать в комнаты.

– Из-за собак?

– Может быть, и из-за собак. Обрати внимание, как ведут себя эти кровожадные звери. – Он указал на Сафира и Звездочку, которые, виляя хвостами, скалили зубы в дружелюбной ухмылке. – Их наверняка воспитывали как комнатных собачек и разрешали бегать по всему дворцу, а Самсон, насколько я знаю, всегда спал на тетушкиной кровати. Он был грозой для кошек. Если наш «доктор» боялся собак и запирал их, то в конце концов случилось неизбежное… Давай выйдем куда-нибудь, откуда все видно.

Мы принялись ощупью пробираться по каменистой вершине утеса сквозь самый густой участок рощи.

– Ну, продолжай.

– Словом, история с кошкой навела меня на мысль о том, что здесь что-то не сходится. Поэтому я и решил забраться во дворец, оглядеться и понять, что же все-таки стряслось с настоящей тетушкой Гарриет. Тот факт, что Летман и компания разрешили тебе свободно гулять по дворцу, означал, что тетушка спрятана не там. Я подумал, что, должно быть, она умерла. Потом я проник во дворец и обнаружил, что ее личные вещи – Коран и собачки Фо – валяются среди ненужного хлама, что Самсон издох и не был похоронен с подобающими почестями среди других собак. Тогда я окончательно убедился, что тетушка мертва. Поэтому, когда ты в ту ночь пошла спать, я направился к выходу и по дороге решил еще раз сунуть нос куда не следовало. Что произошло дальше, ты знаешь: меня поймали, оглушили и заперли. Вот и все. Стой, пришли. Придержи собак и не высовывайся, тебя не должны увидеть. Боже мой!

Мы дошли до угла дворца и выглянули.

Сцена напоминала кадры из грандиозного исторического фильма. На фоне пляшущих языков пламени торжественно высились черные зубчатые стены. Одна из крыш, совсем прогорев, обрушилась и представляла собой хаотичное переплетение черных балок. В окнах пульсировал багровый свет. Порывы ветра сдували с пожарища бледно-серые облака дыма, усыпанные искрами, и обрушивали их на толпу, осадившую главные ворота. Арабы разбегались в стороны, а потом, когда облако рассеивалось, с криками, проклятиями и возбужденным смехом снова спешили сгрудиться поближе к стене. Ворота были раскрыты, обе высокие створки стояли нараспашку. В общей свалке прослеживалось движение людей во дворец и обратно, говорившее о том, что внутри все-таки ведутся какие-никакие спасательные работы, а также о том, что Графтону сильно повезет, если он впоследствии увидит хоть что-нибудь из спасенного от пожара добра.