Вера Миносская - Хранители

Ваня сразу же увел Манолиса наверх — в комнату над таверной. Стол быстро заставили. Обслуживала меня улыбчивая официантка, новенькая, я ее раньше не видела. Когда она опустила поднос с двумя огромными порциями паидакьи (запеченных бараньих ребрышек) и миску с креветочными саганаки (креветками под расплавленным сыром), я попросила сварить кофе и на этом пока остановиться.

— Иван сказал нести все, — нерешительно ответила она, делая ударение, подобно большинству иностранцев, на первую букву в Ивановом имени. Судя по акценту, была она откуда-то из Восточной Европы.

— Если Ивану не хватит, он попросит еще. А то остынет. Не волнуйтесь, все окей, — с улыбкой ответила я.

Минут через сорок хозяин здешней вселенной присоединился ко мне, а еще спустя пять минут в зал вышел Манолис. Таким хмурым я его не видела никогда. Нагнувшись к Ване, он что-то яростно зашептал ему в ухо. Устав от видимых проявлений их закулисной жизни, я ушла в магазин покупать джинсы и кроссовки — не идти же на дело в длинной путающейся юбке и лодочках. С Иваном договорились встретиться в таверне в восемь. Он с плохо скрываемым облегчением расстался со мной до вечера. О чем секретничал с Манолисом, так и не сказал.

Вот и сейчас, спускаясь в подвал, Иван был молчалив и сумрачен. Очутившись в темноте, слегка разбавляемой светом мобильного, я инстинктивно ухватилась за Ванин рукав.

— Да подожди ты, — раздраженно прошептал друг, скидывая мою руку.

Завозился рядом, расстегивая рюкзак. После щелчка вспыхнул свет, излучаемый большим фонарем, явно одолженным в автосервисе у Михалиса.

Почти все пространство было уставлено стеллажами и столами со стопками бумаг. В дальнем конце комнаты свет выхватил дверь. Ваня двинулся к ней, я — за ним. Была она еще ниже предыдущей. Распахнув ее, мой нежный спутник посветил фонарем: ступени с покатыми краями вели вниз, в коридор. Пол землистый, с осколками камней. На последней ступеньке нога поехала, я инстинктивно оперлась рукой о стену и угодила пальцами во что-то скользкое, шевелящееся. Заорав, отдернула руку и отскочила от страшной стены. Ползучих гадов, больших и маленьких, я боюсь.

— Шо ты рыпаешься?! Шуму от тебя, как от стада гамадрилов. Еще раз пикни — выведу!

Хотелось его стукнуть, но я прикусила губу, решив впредь держаться середины коридора.

Мы осторожно двинулись вперед. Стены были покрыты замшелым камнем. Во многих местах кладка осыпалась и сквозь нее проступали петли вьющихся растений. Идти приходилось медленно: под ногами попадались крупные осколки. Так, черепашьим шагом, мы шли минуты три-четыре. Коридор сделал плавный изгиб, и показалась дверь, обитая железным листом. В скважину Ваня вставил длинный ключ. Эта дверь отворялась тяжело, со скрежетом, выпустив тяжелый, сырой дух. В свете фонаря мы видели сводчатый потолок. Вниз снова вели ступени. Вспомнилась давняя московская экскурсия в боярские палаты, во время которой гид объяснял, что каждый культурный слой лежит выше предыдущего По моим представлениям, мы с Ваней прошагали на пять-шесть веков вглубь.

Небольшой зал с растрескавшимся мраморным полом перегораживала щербатая стена, появившаяся, вероятно, при турках. Потому судить о размерах усыпальницы до захвата Ханьи Османской империей не представлялось возможным. В стене рядом зияли две пустые погребальные ниши, сохранившие ровные, практически без сколов контуры, что наводило на мысль о перезахоронении, нежели о вандализме и разграблении. Пошарив фонарем, Ваня остановился на разломанном надгробии с сидящим на его краю ангелом. Посланцу небес здорово досталось. Одно крыло, нос и пальцы ног отбиты. Рука, державшая на ладони Библию, исцарапана.

Не оборачиваясь, Ваня сунул мне фонарь и обеими руками приподнял каменную обложку. Прижав ее к себе, запустил ладонь в углубление и вынул предмет, завернутый в полиэтиленовый пакет.

— Сунь мне в рюкзак, — протянул он сверток через плечо.

Вернув крышку на место, Иван отобрал у меня фонарь и еще посветил по углам. В одной стене глубоко сидела заваленная осколками дверь. К ней была прислонена могильная плита, такая старая, что на ее ноздреватой, точно пемза, поверхности нельзя было разобрать надписей.

Вдруг за нашими спинами раздался шорох, луч Ваниного фонаря метнулся и скрестился с таким же лучом.

— Ага! Попались! Что вам здесь надо?!

Я ахнула и зажала рот ладонями.

Голос был высокий, старческий. Рассмотреть его обладателя мешал бьющий в глаза свет.

— Убери фонарь, малака! 17 17 Малака ( греч. ) — дурак (грубое ругательство). — крикнул Иван.

Услышав это, человечек по ту сторону света взвился фальцетом:

— Я вызвал полицию, и вы ответите не только за взлом, но и за оскорбление!

— Лучше б ты, Ваня, учил Шиллера, — пробормотала я любимое выражение Розы Михайловны, когда сын делал что-то особо ее огорчавшее.

Он вскинулся было на меня, но я, уже не слушая, заслоняясь рукой от слепящего света, крикнула:

— Извините нас, пожалуйста! Мы просто сильно испугались! Мы не сделали ничего дурного!

— We come in peace! 18 18 Мы пришли с миром! ( англ. ) — фраза из фильма «Марс атакует». — крикнул, передразнивая меня, Иван, которого несло сегодня весь вечер.

Луч немного сместился. На пороге комнаты стоял седобородый дед в рясе.

— Мы пришли сюда с… исследовательскими целями, — сказала я.

— Полиция разберется, зачем вы сюда пришли, — проскрежетал дед мстительно.

«Ох, черт, вторая дверь — та, возле которой я поскользнулась, так и осталась открытой!» — пришло запоздалое понимание.

Принесла же нелегкая архивариуса, а это был, видимо, именно он. Надо сказать, мысль о слежке вообще не посещала мою голову. Это здание казалось таким забытым и выключенным из жизни, особенно по сравнению с тавернами по соседству.

Старичок посторонился, пропуская нас, а когда мимо прошел Иван — еще и попятился.

Под его конвоем молча миновали коридор. Поднимаясь к злополучной двери, Иван негромко процедил мне в спину:

— Полиции я скажу, что ключи передал друг дяди, но для чего — не знаю. Типа сходил посмотреть. А ты пошла за компанию.

— Угу… А как ты узнал, от чего ключи?

— Скажу, видел их у дяди прежде и якобы он объяснил, что они от архива.

— Мне кажется, старикан не видел, что мы там делали, — прошептала я, очутившись в архивной комнате.

Иван не ответил.

Выйдя на улицу, я испытала сразу и облегчение — от свежего воздуха, и ужас — рядом с дверью стояли двое полицейских, а напротив входа в переулок крутила световые шары полицейская машина. Возле нее собралось несколько зевак. Я вспомнила митрополита, его просьбу не привлекать к себе внимания, и меня затошнило.

— Господин полицейский, я поймал их! Я же говорил, дверь не заперта! Я поймал! — выкрикивал дед.