Надежда Фролова - Жертва любви. Геометрическая фигура

— Помню, — отвечаю, — симпатичная такая шатеночка была. А что интересуешься?

— Ты с ней спал? — строго так, как на бюро райкома, в роли свои вошел, спрашивает.

— Спал, — плечами пожимаю, — натура тогда подходящая была — лето, Волга, тепло… Да на съемках кто только с кем не спит? Да что случилось, объясни толком?

— Погибла Верочка, под машину попала, зима, скользко, на трамвай спешила, упала, а грузовик не затормозил перед трамвайной остановкой. Насмерть сразу, не мучилась долго, — не чокаясь, за помин Вериной души, выпил Дудин.

Я заодно с ним рюмку опрокинул. Олег официанта подозвал, по второй налить попросил:

— Теперь чокаться будем. За тебя, подлеца, выпьем!

Я рюмку отдернул, чуть в бутылку не полез: мол, выбирай выражения. Он мне и выбрал еще хлеще, с матом:

— Как, — говорит мне шепотом, на ухо, — назвать иначе мужика, который бабе дитё заделал и смотался восвояси, за десять лет не поинтересовавшись даже, как дочка живет?

— Иди ты… — я его куда подальше на три буквы направил. — Мало ли с кем я спал за всю жизнь, что мне теперь, пол-России усыновить? Да и откуда уверенность, что дочка моя?

— Тебе еще доказательства нужны? Так поезжай в С., она там тогда и осталась, десять лет назад. Любил я ее, не как ты, по-настоящему любил, жениться хотел после «Романса», руку и сердце предложил, а Верочка мне отказала, призналась, что тебя дурака любит и уже была с тобой. Я Веру из виду не терял, помогал ей по мере возможности. А вскорости у нее Аля и родилась. Не от меня же. Хочешь убедиться, съезди в С., Аля сейчас в детском доме. Мать от дочери никогда не скрывала, кто ее отец, у нее даже отчество твое. Сейчас ведь просто — сдашь кровь на анализ, свою и ее. Вот и все доказательства, — горько закончил Олег.

Взял с Дудина слово, что никому больше про дочь он трепать не будет, сказал Тамарке, что поехал спонсорскую поддержку детскому дому в провинции оказывать для рекламы нашей фирмы, а у самого сердце екало, когда в эту четырехэтажку входил. Нашел директора, объяснил, Алю Васильеву хочу увидеть, с мамой ее вместе работали. Привели мне ее. Але десять лет тогда всего было. Маленькая, худенькая, как воробышек. Смотрит на меня внимательно, потом вдруг как заплачет, прижмется ко мне: «Папа, папа, я знала, что ты все равно приедешь». Оказывается, у них дома специальный альбом с вырезками обо мне из газет и журналов за десять лет был собран, она отцовскую внешность наизусть выучила.

Конечно, сомнения у меня оставались, покуда анализы не были готовы. Но науку не обманешь. Да и по Альке видно, чем взрослее становится, все больше на меня похожа. Нет, не внешне, от матери ей больше досталось. Привычки мои, ты заметила, как она сегодня курицу ела? Вылитый я. А спит? Она уже заснула, пойдем, посмотрим! — Кирилл встал, увлекая меня к двери спальни.

Тихонько открыв дверь, я увидела безмятежно спящую девочку. Обе руки ее были засунуты под подушку — любимая поза спящего Майдановского, уж я-то успела это заметить.

— Кровь на ДНК мы с ней недавно только сдали, уже после ареста Тамары, я официально теперь могу признавать свое отцовство, менять ей фамилию — словом, все формальности решать. Анализ ведь положительным оказался, как и должно быть. А три года назад куда мне Алевтину везти? К себе в Москву? Представляю, как бы встретила ее Тамара. Родственников по материнской линии Алевтина не знала: Верочка детдомовская была. Мать в детдоме выросла, дочь по материнским стопам. Но, слава Богу, ваш губернатор, одержимый человек, фанат образования, открыл интернат для особо одаренных детей, куда собирает таланты со всей области. Я к нему, ситуацию объяснил не до конца, просто, мол, коллега по работе, нелепая смерть, мы — друзья, необходимо позаботиться о ребенке. Обещал спонсировать ежемесячно интернат. Словом, Алю из детдомовских в более-менее человеческие условия перевели.

А у нее гены мои сработали, артистический талант проклюнулся. Стала с профессионалами заниматься. Так дело потихоньку и подвинулось. Тамаркины соглядатаи, что за мной по всей стране ездили, понять не могли, куда я любимую свою прячу. Вот и вся история… — смущенно улыбнулся Майдановский.

— Выходит, убивать тебя не имело смысла? — вслух рассуждала я.

— Почему? Официально только сейчас мы стали оформлять все необходимые бумаги. Погибни я — не знаю, что стало бы с Алей…

— Ты счастлив? — почему-то спросила я.

— Оттого, что теперь никто не помешает мне быть с дочерью, — да. А во всем остальном — пока просто пустота… — Кирилл своим привычным движением правой руки прошелся по волосам. — И в этой ситуации мне очень нужна ты.

— Зачем? — удивилась я.

— Мы играли целую неделю спектакль для Тамары. Но для меня игра перешла в нечто реальное. Не знаю, за эти дни я… — Майдановский подбирал слова. — Привязался к тебе, что ли. Понимаю, я смешон, ты мне в старшие дочки годишься, разница в возрасте у нас почти четверть века. Но… — Кирилл заглянул в мои глаза. — Выходи за меня замуж, Надюша!

Такого развития событий я просто не ожидала! И обалдело смотрела на человека с лицом, знакомым всей стране.

— Тебе нужна женщина, старше меня, которая станет матерью и для Али. Ну, не могла же я родить ее в четырнадцать лет… — я пыталась найти повод уклониться от прямого ответа.

— Аля никогда ни одну женщину не сможет называть матерью. Но она легко подружится с тобой, женщиной, спасшей от гибели ее отца, — легко разбил мой довод Кирилл.

— Помнишь, в последней серии «Секретных материалов», когда Дана Скали пыталась стать матерью собственной дочери, американские органы опеки и попечительства сочли ее профессию слишком опасной, чтобы иметь детей, — не сдавалась я. — Если уж служба в ФБР «и опасна, и трудна», то что говорить о моей деятельности частного детектива?

— Надюша, а зачем тебе оставаться частным детективом, рисковать жизнью, зарабатывая на хлеб? Тамару осудят, я получу развод и стану перед проблемой: а как управлять делами моей фирмы? Я же в бизнесе ни черта не смыслю! А ты — юрист, тебе легче справиться с этими делами. По крайней мере, с твоим чутьем и хваткой тебя никто не проведет. Мы такое раскрутим! — лицо Майдановского приняло мечтательное выражение. — Собственный театр построим, фильмы снимать станем… А захочешь пострелять — пожалуйста, в тире. Побороться — иди, поддерживай форму…

— Ты загоняешь меня в золотую клетку, из которой едва выпрыгнул сам! — твердо сказала я, обнимая Майдановского за плечи. — А мне еще летать хочется.

— А мне хочется венчаться с тобой в церкви, — прошептал артист, поцеловав меня в губы. — Ни с одной из жен я не венчался, может, оттого все и шло наперекосяк?

— Ты перешел в наступление? — прошептала я, целуя его в ответ.